Брендон молчал, не зная, что ответить на это. Стив тоже замолчал, глядя прямо перед собой. А через минуту произошло то, чего Брендон боялся больше всего: Стивен повернул к нему голову и спросил:
— Что они сделали с моими ногами? Я их совсем не чувствую.
Брендон набрал воздуху в легкие, даже не представляя, что произнесет в следующий момент. Но Стив успел перехватить отчаяние на его лице:
— Их… больше нет?..
— Стиви… — проговорил Брендон, — это не конец… главное, что ты жив — одно это уже чудо…
— Только не говори мне сейчас, — перебил его Стив, — про то, какие отличные протезы делают в Штатах…
Стивен откинул голову на подушку. Лицо его было совершенно спокойно, но глаза вдруг наполнились таким невыносимым мучением, какое бывает лишь на лицах святых с полотен великих живописцев.
— Стив… Стиви… — снова заговорил Брендон, не в силах больше видеть это безмолвное страдание. — Ты выдержишь, я знаю… Бог не по силам испытаний не дает. А ты очень сильный, Стив!
Тот медленно повернул голову и пристально посмотрел на Брендона:
— Я пережил две казни… Две! Найдется ли второй человек на свете, который мог бы сказать такое?! И теперь еще это… Не слишком ли? Думаешь, я железный?!
— Стиви… — тихо повторил Брендон.
— Иди, Бренд, — Стив закрыл глаза, — я очень устал…
Стивен лежал некоторое время неподвижно — невозможно было понять, в сознании он или нет. Когда же он снова открыл глаза, в лице его появилось ожесточение. Он попробовал приподняться на локтях, но у него ничего не вышло. Предприняв еще несколько отчаянных попыток, Стивен откинулся на подушку, и из глаз его потекли слезы — они скатывались по щекам, капая на подушку, затекая ему за шиворот, но он даже не пытался их сдерживать.
Только поздно ночью Стивену удалось наконец приподняться, и он едва гнущимися пальцами стал ощупывать свои ноги — или то, что от них осталось. Но дотянуться он смог только до забинтованной, как кокон, культи левой ноги. Будто в кошмаре, он водил и водил по ней рукой, потом повалился навзничь и зарыдал — вернее, зажмурившись, затрясся всем телом, потому что слез уже больше не было…
Понемногу он стал успокаиваться, но спать не мог. В голове крутилась всякая белиберда. Мысли повторялись одна за другой, как мелодии в игрушечной шарманке. Он думал о том, что многого теперь уже никогда не будет в его жизни: со странным спокойствием подумал, что теперь ему не понадобятся носки, но почему-то не вспомнил про обувь… И только под утро, совсем изможденный, задремал.
На следующий день, увидев Брендона на пороге палаты, Стивен слегка кивнул ему.