— Знаешь, Винсент, я не сумею это забыть. Однако сейчас мы еще сможем остаться друзьями, потому что я ведь понимаю, что ты не хотел меня обидеть. Только пообещай, что тоже не забудешь этот случай. Запомни навсегда, что, делая подобные вещи, ты обижаешь людей, которые очень хотят относиться к тебе хорошо, и этим ты наносишь вред самому себе. Ты запомнишь это, солнышко? Пообещай.
Слово «солнышко» вырвалось так же непроизвольно, как непроизвольно потянулась ее рука к плечу ребенка и скользнула по свитеру; и слово, и жест заставили мальчика только ниже опустить голову.
— Ну ладно, — сказала учительница, — ступай.
Он забрал из раздевалки ветровку и вышел, прячась от взгляда мисс Прайс, в котором затаились усталость и неуверенность. В коридорах было пусто и тихо, лишь откуда-то издали доносился гулкий ритмичный стук швабры о какую-то стену. Звуки, с которыми касались пола его собственные резиновые подошвы, только усугубляли тишину — как и одинокий сдавленный взвизг молнии на ветровке, и легкий механический вздох входной двери. В тишине тем более неожиданной оказалась встреча: на бетонной дорожке, в нескольких ярдах от школы, Винсент вдруг обнаружил, что за ним идут двое мальчишек — Уоррен Берг и Билл Стрингер. На лицах у обоих — нетерпеливые, почти доброжелательные улыбки.
— Ну, и чё она те сделала? — спросил Билл Стрингер.
Винсента застали врасплох; он едва успел натянуть на лицо ту же маску Эдварда Робинсона.
— Не твое дело, — бросил он и прибавил шагу.
— Нет, погоди — постой, эй! — крикнул Уоррен Берг, нагоняя его. — Ну что было-то? Просто сделала тебе втык или что? Эй, Винни, постой.
От этого имени его передернуло. Сжав кулаки в карманах ветровки, он продолжал идти. С трудом сохраняя самообладание и спокойный голос, Винсент проговорил:
— Не твое дело, сказал же. Отвали.
Но мальчишки не отставали.
— Представляю, какую выволочку она тебе устроила, — продолжал Уоррен Берг. — Что она вообще сказала? Давай расскажи, Винни.
На сей раз он не смог вынести звука этого имени. Самообладание покинуло его, колени ослабли, и ноги сами собой перешли на вальяжную походку, удобную для беседы.
— А ничё она не сказала, — ответил он наконец, а потом, выдержав театральную паузу, добавил: — А чё говорить? Она как возьмет линейку…
— Линейку? То есть она тебя — линейкой? — Лица мальчишек приняли потрясенное выражение, полное одновременно недоверия и восхищения, и, пока он продолжал говорить, восхищение явно преобладало.
— Прям по костяшкам, — выдавил Винсент сквозь сжатые губы. — По пять раз на каждую руку. Говорит: «Сожми кулак. Положи на парту». А потом берет линейку и — бумс! бумс! бумс! Пять раз. Больно до чертиков.