— Ну что ты, — к собственному удивлению, произнес Уолтер — и тут же обрадовался, что солгал. Он почти никогда не лгал и всякий раз удивлялся, обнаруживая, что лгать так легко. Голос его становился увереннее. — Что ты, Джек, у меня все прекрасно, просто мне не хотелось… В общем, я подумал, что вдруг ты забыл, вот и все. Как семья?
Окончив разговор, Уолтер решил, что ему ничего не остается, кроме как пойти домой. Но он долго еще сидел в открытой телефонной будке, упершись вытянутыми ногами в пол аптеки, — пока на лице его не заиграла легкая задумчивая улыбка, которая постепенно растворилась и сменилась выражением спокойной силы. То, с какой легкостью далась ему ложь, навело его на одну мысль, и чем больше он к ней присматривался, тем быстрее она оформлялась в убежденное, судьбоносное решение.
Он ничего не скажет жене. Если повезет, до конца месяца он найдет какую-нибудь работу, а тем временем, хоть раз в жизни, будет справляться со своей бедой в одиночку. Нынче вечером, когда жена спросит, как прошел день, он ответит: «Нормально» — или даже: «Отлично». Утром он выйдет из дома в обычное время и вернется лишь вечером, и так каждый день, пока не найдет работу.
Ему вспомнилось выражение «возьми себя в руки» — и в том, как он взял себя в руки там, в телефонной будке, чувствовалась не просто решимость, а нечто большее: в том, как он собрал в ладонь мелочь, как поправил галстук и вышел на улицу, — в каждом движении проступало благородство.
До того времени, когда он обычно возвращался домой, нужно было убить еще несколько часов. Осознав, что идет на запад по Сорок второй улице, он решил убить их в публичной библиотеке. С важным видом взошел он по каменным ступеням и вскоре оказался в читальном зале: он сидел за столом, внимательно пролистывая прошлогоднюю подшивку журнала «Лайф» и вновь и вновь продумывая свой план, расширяя его и совершенствуя.
Он вполне разумно предполагал, что ежедневный обман — дело непростое. Потребуется постоянная бдительность и хитрость, достойная истинного мошенника. Но разве сама трудность замысла не показывает, что оно того стоит? К тому же, когда все останется позади и он признается во всем жене, — разве сладость этой награды не оправдает каждую минуту тяжких испытаний? Он представил, как жена на него посмотрит, когда он расскажет ей обо всем: сначала непонимающе и недоверчиво, а потом с нарастающим уважением, какого он не видел в ее глазах уже многие годы.
— И ты все это время молчал? Но, Уолт, почему?
— Ну как сказать, — буркнет он как бы походя, пожимая плечами, — просто я решил, что не стоит тебя расстраивать.