Он устроился поудобнее, положил локти на стол, а чашку обхватил ладонями, поднес к губам и снова стал дуть на кофе.
— Что ж, — сказал я, — надеюсь, ты прав. Хорошо, если так все и выйдет.
— Ну, может, и нет, — признал он и скорчил неуверенную гримасу, склонив голову набок. — Это, конечно, лотерея.
На самом деле это было сказано просто из вежливости, чтобы я не сильно завидовал. Он мог позволить себе выразить сомнение, поскольку не испытывал его. А я был уверен: он уже представляет, как расскажет обо всем жене.
На следующее утро Финни подошел к каждому рабочему столу и каждому из нас объявил, что теперь мы должны передавать Собелу все сплетни и слухи, какие нам попадутся: колонка должна была появиться уже в следующем номере. Позже я видел, как он наставляет Собела: объясняет, как для этой колонки нужно писать. Я заметил, что говорил только Финни, а Собел молча сидел и надменно выпускал тонкие струйки сигаретного дыма.
Мы только что отправили номер в печать, так что до крайнего срока подачи материала оставалось еще две недели. Поначалу попадалось мало что: вытрясти новости из наших подшефных профсоюзов вообще было непросто, не говоря уже о сплетнях. Всякий раз, как кто-нибудь передавал Собелу записку, он хмурился, ставил на ней какую-то пометку и кидал ее в ящик стола; раз-другой я замечал, как он бросал записки в мусорную корзину. Мне запомнилось одно из нескольких сообщений, которые я ему передал: представитель местного профсоюза, за связи с которым я отвечал, наорал на меня через закрытую дверь: он требовал, чтобы его не смели беспокоить, ибо его жена только что родила двойню. Но Собелу было неинтересно.
— Ну родились у парня двойняшки, и что?
— Дело хозяйское, — заметил я. — А что, много более интересных историй?
Он пожал плечами:
— Есть кое-что. Беспокоиться не о чем. Только знаешь что… я всю эту ерунду не особенно-то использую. Все эти сплетни. Кто вообще читает такую дрянь? Нельзя забить ею целую колонку. Должно быть что-то другое, на чем все будет держаться. Согласен?
В другой раз Собел (а он не мог уже говорить ни о чем, кроме своей колонки) благодушно усмехнулся и сказал:
— Жена говорит, что я стал так же невыносим, как когда работал над своими книгами. Пишу, пишу, пишу. Она, правда, не возражает, — добавил он. — Она даже очень рада. Всем об этом рассказывает: соседям, всем подряд. В воскресенье приехал ее брат. Стал расспрашивать меня о работе — знаешь, в такой манере, как бы свысока. Я молчу, а жена как выпалит: «Лион теперь ведет колонку в газете» — и рассказала ему все в подробностях. Черт возьми, ты бы видел его лицо!