— Вы, видимо, решили, что у нас тут парламент? — В голосе полковника прозвучала ирония.
— А как же иначе, — ответил Консул. — У каждого из нас — своя цель, но идти к Шрайку мы должны вместе. Нам нужны какие-то механизмы принятия решений.
— Мы могли бы выбрать начальника, — предложил Кассад.
— Да ну вас в жопу с такими порядками, — благодушно ответил поэт. Остальные согласно закивали.
— Хорошо, — сказал Консул. — Итак, господин Вайнтрауб предложил нам рассказать о наших связях с Гиперионом. Голосуем за его предложение.
— Все или ничего, — добавил Хет Мастин. — Либо рассказывают все, либо никто. Мы будем придерживаться воли большинства.
— Договорились. — Консул внезапно проникся любопытством к чужим историям и в равной мере уверенностью в том, что никогда не расскажет своей собственной. — Кто за то, чтобы рассказывать?
— Я, — сказал Сол Вайнтрауб.
— Я — тоже «за», — сказал Хет Мастин.
— Не то слово! — воскликнул Мартин Силен. — Ради этакого балагана я бы отказался от целого месяца оргазмической бани на Шоте.
— Я также голосую «за», — сказал Консул и сам себе удивился. — Кто против?
— Я против, — сказал отец Хойт, но голос его звучал нерешительно.
— Ерунда все это, — небрежно бросила Ламия Брон.
Консул повернулся к Кассаду:
— А вы, полковник?
Федман Кассад пожал плечами.
— Итак, четыре голоса «за», два — «против», один воздержался, — подвел итоги Консул. — Большинство «за». Кто начнет?
Все умолкли. Наконец Мартин Силен поднял глаза от небольшого блокнота, в котором что-то писал, вырвал листок и разорвал его на несколько полосок.
— Здесь числа от одного до семи, — сказал он. — Почему бы нам не бросить жребий?
— Это как-то по-детски, — недовольно заметила Ламия.
— А я и есть дитя, — ответил Силен, улыбаясь как сатир. — Посол, — он повернулся к Консулу, — не могу ли я позаимствовать эту позолоченную наволочку, которую вы носите вместо шляпы?
Консул передал свою треуголку, туда опустили сложенные полоски бумаги, и она пошла по кругу. Сол Вайнтрауб тянул первым, Мартин Силен последним.
Удостоверившись, что никто не подсматривает, Консул развернул свою полоску. Его номер был седьмым. Напряжение спало — так выходит воздух из туго надутого воздушного шарика. «Вполне вероятно, — подумал он, — прежде чем придет мой черед рассказывать, что-нибудь стрясется. Допустим, война. Тогда наши байки станут вообще никому не нужны — разве что чисто теоретически… Или же мы сами потеряем к ним интерес. В общем, кто-нибудь да помрет: или король, или лошадь. В крайнем случае можно научить лошадь разговаривать. А вот пить больше не надо».