Весь народ был до смешного чувствителен к критическим замечаниям иностранцев. Нельзя сказать, что люди были тонкокожими: у них просто никакой кожи не было, как будто их ободрали с головы до ног.
Такой была Америка, существовавшая в те годы, когда в постоянном изумлении по ней следовала эта вереница иностранных наблюдателей; но та Америка уже давным-давно тихо скончалась, оставив по себе лишь некоторый след. Конечно, мы ее оплакиваем, как того требует сыновний долг, но все же покойник вполне созрел для могилы.]
[Опущенная глава…
Характерные черты этой покойной Америки не совсем исчезли и в паше время. Кое-какие из них остались; одни черты по-прежнему бросаются в глаза, другие стали куда менее заметны и теряют значение.
В те времена кассиры банков весьма часто совершали тайные ловкие громадные хищения, удирая затем в Европу, чтобы насладиться своей добычей.
Взяточничество, спекуляция, всяческие мошенничества процветали в Вашингтоне.
Среди членов конгресса можно было найти несколько светлых умов — талантливых государственных деятелей, людей высоких устремлений и безупречной репутации; было там двадцать — тридцать человек независимых и мужественных, множество негодяев, а среди остальных, ничем не приметных людей — несколько честных малых. Но в общем это учреждение было притоном для воров и чем-то вроде приюта для умственно-отсталых. И не то чтобы эти воры крали для своего кармана — нет, они воровали для своих избирателей, выпрашивая бессмысленные и разорительные ассигнования.
В те дни если известный вам человек представлял своего знакомого просто как мистера такого-то, его принимали без всякого предубеждения или подозрения, но если бы его представили вам как мистера такого-то — члена конгресса, вы к нему отнеслись бы точно так же, как и в наше время.
Еще тогда поговаривали, что конгресс превратился в кладбище. Теперь слова стали делом. У нас уже есть этот уникальный некрополь.
В те старые времена «ни общественное мнение, ни газеты даже общими усилиями не могли переубедить конгресс — не имели на него никакого влияния, не оказывали никакого воздействия, они значили меньше, чем случайный порыв ветра». В наши дни мы слыхали, как газеты и народ день и ночь требовали реформы государственного аппарата, — и без всяких результатов. Слыхали мы, и как люди всех партий и газеты всех партий возражали против ненужного билля об эксплуатации рек и гаваней, — и результат был вот каков: конгресс спокойно принял его, несмотря на весь шум, после чего со всех сторон поднялась такая яростная буря возмущения, что президент наложил вето на этот законопроект, и поток благодарностей и похвал затопил всю страну от Тихого до Атлантического океана, — а на следующий день конгресс безмятежно утвердил билль через голову президента!