и заставил их пойти в воскресную школу, двое из них знают не больше моего, я их отправил в класс где их полутче выучат. Сам я мало чего знаю, да они и читать не умеют и мне с ними хорошо заниматься а штоб наверняка ходили так я за ними захожу каждое воскресенье за полчаса до школы и четырех девочек я тоже уговорил ходить. Расскажи про меня Маку и Гарри если они сюда приедут когда срок кончица я им всем достану работу. Я надеюсь вы извините што письмо длинное и много ошибок, хотел бы тебя я увидеть, я не могу писать так как могу говорить — надеюсь теплая погода вашим легким на пользу, я боялся когда у вас кров шла горлом што вы помрете. Кланяйтесь всем ребятам и скажите им как я живу — а я живу хорошо, все со мной здесь обращаюца лутче нельзя — м-р Браун вам тоже напишет — я надеюсь вы мне тоже напишете когда нибудь, это письмо от вашего верного друга.
Ч. У.
бывшего Джека Ханта. Посылаю карточку м-ра Брауна. Перешлите ему мое письмо».
Вот истинное красноречие, неотразимое красноречие, без единого украшения, без единой прикрасы. Редко я бывал так тронут простым письмом. Читавший это письмо то и дело останавливался — так дрожал и прерывался его голос; а ведь он несколько раз читал это письмо наедине, чтобы улеглось волнение, прежде чем решил выйти с ним в свет. Он пробовал на мне — сможет ли он спокойно читать письмо своей пастве. Опыт был не особенно ободряющим. Однако он решил рискнуть и прочел письмо в церкви. Он справился довольно удовлетворительно, но слушатели почти сразу перестали сдерживать свое волнение и плакали до самого конца.
Слава о письме разошлась но городу. Другой священник попросил одолжить ему рукопись, целиком вставил письмо в проповедь, произнес эту проповедь перед тысячной толпой в воскресенье, и при чтении письма аудитория утонула в слезах. Потом мой друг тоже ввел письмо в проповедь и выступил с этой проповедью в воскресенье на утренней молитве перед своей паствой. Еще одна победа была одержана. Все собравшиеся плакали как один человек.
Мой друг уехал на лето в рыбачьи поселки наших северных британских соседей и повез с собой эту проповедь, думая, что она может ему понадобиться. Как-то его попросили прочесть проповедь. Маленькая церковь была переполнена. Среди присутствующих был покойный доктор Дж.-Г. Холленд, покойный мистер Сеймур из «Нью-Йорк Таймс», мистер Пейдж, филантроп и борец за трезвость и, кажется, сенатор Фрай из штата Мэн. Чудесное письмо сослужило нужную службу: все были растроганы, все плакали; слезы непрерывным потоком струились по щекам доктора Холленда, и почти о каждом присутствующем можно было оказать то же самое. Мистер Пейдж был в таком восторге от письма, что он, по его словам, не мог успокоиться, пока не совершит паломничества в эту тюрьму и не поговорит с человеком, который сумел так вдохновить своего товарища по несчастью, что тот создал это бесценное произведение.