То есть опознать в ней Нику можно было только по той причине, что она отозвалась на это имя… И по тем приятным глазу холмам, что выделялись даже под плотной курткой.
*бу-бу-бу* — произнесла она из-под шлема.
— Сними шлем, прежде чем говорить!
Послушалась.
— Перестраховалась немного, — ответила она.
— Да что может случится-то. Нежити в округе нет, а та которая появится вряд ли доберётся до лагеря…
— Я боюсь людей, а не нежити, — удивив меня произнесла девушка.
Я стал чуточку серьезнее. Если кто-то в моё отсутствие позарился на моё имущество… Лёгкой смерти он не дождётся.
— С тобой что-то сделали? — серьезно спросил я.
Замотала головой. Почему-то стала выглядеть счастливой.
— Не лыбься! Тогда что случилось? Кто-то у планктона отобрал мои вещи?
Вновь затрясла головой.
— Тогда не насилуй мне мозг, пока я не сделал то же самое с тобой! Приведи ко мне Училку и планктон. Я буду поднимать уровни.
Взмахнув рукой, я отослал её. Вот только она не уходила.
— ?
Собрала остатки своей скудной смелости и произнесла:
— В лагере решили не отдавать тебе все Снимки и припасы… Т-ты ч-чего так улыбаешься? Я ни причём! Я отговаривала их!!!
Никакого удивления её слова во мне не вызвали. Лишь человеческая натура не устаёт доказывать свою подлую природу. Предательство никогда уже не сможет застать меня врасплох потому что сознательно я ожидаю предательств ото всех. Удивление вызывает лишь отсутствие предательства. Поэтому удивляет меня лишь Ника.
— Позови их, — попросил я.
— Они не придут…
— Позови.
Ника, не смея больше меня злить отправилась в лишённое смысла путешествие.
Незаметной тенью я направился следом.
Когда она вышла на свет основного лагеря все обратили на неё внимание.
— Ю попросил вас с ним поговорить, — произнесла Ника.
Но произнесла так, что даже если бы они и хотели пойти, то это желание угасло бы.
— Нам нечего с ним обсуждать, — ответил планктон обрётший уверенность в себе.
— Если ему надо, то пусть сам приходит! — крикнул Горлопан, возомнивший себя непобедимым в окружении толпы таких же, как и он идиотов.
— Так и сделаю, пожалуй, — произнёс я, выходя из тени.
Мне не для кого строить красивое представление и дожидаться развязки. Тут нет никого стоящего моих стараний.
От меня отшатнулся народ, словно косяк рыбы от хищной щуки. Не отшатнулся только Говорун. С захваченной в болевой захват рукой отшатнуться как-то вряд ли получится.
— Больно-больно-больно-больно… — повторял он.
И чуть заметный хруст постепенно рвущихся волокон был так приятен моему чуткому слуху.
— Отпусти его! — крикнул кто-то смелый из толпы.