В некотором смысле она поступила честно, поскольку, строго говоря, Карианны больше не существовало: тело, которое она, как того требовали условности, одевала, кормила и каждый день отправляла на работу, было своего рода механизмом, управлявшимся ею (она и сама не знала зачем) лишь краешком сознания. Тело это имело внешнее сходство с человеком, которым она некогда была. Теперь она изменила внешность, и это было правильно.
Получив деньги за отпуск, Карианна львиную долю их истратила на одежду, которая бы больше подходила темноволосой кукле, чем висевшая в шкафу одежда Карианны. Она купила молодежные вещи, модного свободного покроя, в розовых и абрикосовых тонах, каких раньше всегда избегала. Она купила и кричащие украшения: массивные треугольные клипсы из ядовито-желтой пластмассы, белые бусы, пояса. После чего Карианна окончательно исчезла, и уже не она, а кто-то другой все свободное время торчал в «Санктхансхаугене» или в других ресторанах под открытым небом — с белым маникюром на руках и с кружкой пива на столике, как радаром, рыская глазами по людской толпе.
Тем временем подошла пора отпусков, и Карианна днями напролет пропадала во Фрогнерпарке, в «Санктхансхаугене» и «Крестьянском дворе», она фланировала между «Морошковум болотом», «Хенриккой» и «Над сортиром», который переименовали в более благозвучное «Над погребом», а затем снова возвращалась в «Санктхансхауген». Иногда она забредала на пляж, чтобы поддерживать загорелыми лицо и ноги, вечерами она нередко делала пробежку, ни на что другое она себе времени не отпускала. Она довольно много пила, хотя гораздо меньше, чем можно было предположить с ее шатаниями по кабакам; она научилась быстро переключаться на минералку, а еще, если не было слишком жарко, пила кофе. Она следила за своей одеждой, за прической и косметикой, то и дело придумывала новые детали, но на дорогие вещи у нее не было денег. Ей без труда удавалось не подпускать близко мужчин. Достаточно было сохранять на лице бессмысленное выражение, не задерживать ни на ком взгляда (во всяком случае, приметно), никогда не улыбаться и сидеть не расслабленно, а замкнув тело, ссутулившись, загородившись руками и ногами. Вокруг был большой выбор хорошеньких девушек, так что у Карианны не было проблем.
Он попался ей на глаза очень не скоро, почти к концу отпуска, когда Карианну уже начала посещать мысль о поражении. Был теплый погожий вечер, она сидела с иллюстрированным журналом в теперешнем «Над погребом» и пила сок, как вдруг увидела его, через каких-нибудь два столика, в профиль — очевидно, поэтому-то она и не заметила его раньше. Он сидел с кружкой пива в компании еще двоих ребят, был громогласен и весел, возможно, чуть на взводе. Он на миг повернул голову в ее сторону, и Карианна вгляделась, сравнивая: светлые волосы, несколько светлее, чем ей припоминалось; впрочем, в тот вечер шел дождь, голова у него намокла, к тому же было темно… а еще он, видимо, только что из отпуска, сообразила она, щурясь на его выгоревший чуб. Лицо похоже. Тяжелая челюсть, небольшие простодушные глазки. Привлекательным его не назовешь. Карианна сидела и хладнокровно оценивала его, словно узел машины, словно предмет, словно возможность. Он встал — и оказался крупнее, чем ей запомнилось: грузный и нахальный, но свежевыбритый, хорошо одетый и с уверенностью в движениях, возможно, напускной. Неужели он собрался уходить? Нет, на столе недопитое пиво, куртка перекинута через спинку стула. И все же до его возвращения Карианна сидела как на иголках. Она тоже заказала пива и с кружкой в руке двинулась к его столику, за самым его стулом нарочито споткнулась и выплеснула полкружки пива ему за шиворот, залив белую майку.