— Ты, конечно, права, — подтвердил он. — Нам не стоило этого делать.
Он закурил и свесил ноги с кровати. Рут смотрела ему в спину. У нее слипались глаза. Она чувствовала, что прибавила Магнару проблем. И все же она по крайней мере облегчила ему боль.
— Я не люблю иметь тайны от Анетты, — продолжал Магнар.
— Расскажи ей, — посоветовала Рут. — Если попробуешь держать такое при себе, будет только хуже… А так ведь между нами ничего особенного не было.
— Если не считать того, что мы нравимся друг другу, — уточнил Магнар.
— Ну и что? Это мы знали и раньше, — сказала Рут. — С Анеттой у меня тоже прекрасные отношения. Но женаты все-таки вы, и у вас есть Лейв.
— Я люблю ее, — чуть слышно произнес он. — Ужасно люблю… ее и сына. Лейв — самое лучшее, что у меня есть в жизни… это просто…
— Поговори с ней, — настаивала Рут. — Тебе пора научиться поднимать голос.
Он безнадежно вздохнул, погасил сигарету и снова забрался под одеяло.
— Да я понятия не имею, о чем говорить! Мне хочется только тишины и покоя. Не могу я разглагольствовать обо всем на свете, у меня вообще мало тем для разговоров.
— Так и скажи, — с усмешкой предложила Рут.
Он приподнялся на локте и взглянул на нее.
— Ах, ты еще и потешаешься надо мной? Ну берегись, сейчас я до тебя доберусь!
— Подожди, Магнар, — сказала она, — может быть… не стоит…
Но руки у него были такие добрые и заботливые, соприкосновение с ним доставляло радость, и Рут просто-напросто не хотела отталкивать его: мысль об этом казалась сейчас противоестественной, жестокой, бесчеловечной.
— Если уж мы все равно согрешили, давай нагрешимся всласть, — шепнул он ей через некоторое время.
А любовник он был, прямо скажем, не ахти какой. Он не знал ее тела, она не знала его, и они продвигались вперед наугад, иногда ошибаясь и замирая, но это было неважно. Главным было тепло, близость. Радость оттого, что можно наконец-то откликнуться на немой призыв, который она слышала всегда, можно подтвердить для себя его отчуждение, его одиночество: да, ты такой, я это вижу и знаю, да, мы такие.
Он ушел к себе около трех часов ночи.
В воскресенье вечером вернулась Анетта.
В последующие дни Анетта не покидала своей комнаты, она в основном лежала в постели, отвернувшись к стене, много плакала, иногда подолгу говорила, потом часами молчала.
Магнар тенью бродил по дому, притихший, с провалившимися глазами. Он присматривал за ребенком, посещал занятия в училище, готовил еду, которую относил наверх, Анетте, чтобы часом позже принести обратно. Гейр с Тиной пребывали в недоумении, но остерегались задавать вопросы; как ни в чем не бывало вел себя один только Грённер: он приходил и уходил, на этой неделе он работал в ночную смену и поздно спал днем. Мало бывая дома, он и не заметил, что все вокруг вытянулись в струнку и затаили дыхание.