– Держись, – сказал он. Я наконец выдернула ногу из штанины и уже крепко стояла на ногах, но он продлил на миг прикосновение. Затем он убрал руку и его шум стих.
– Привет, Айерс, – поздоровался Кэш.
– Откуда ты появился, Уэс? – удивилась я.
Он кивнул на тротуар.
– Где же твоя модная тачка? – поддразнивая, спросила я.
– Мой «Феррари» в магазине, – усмехнулся он.
– А «Лексус»? – проворковал Кэш.
Уэсли закатил глаза и взглянул на меня.
– Он тебе надоедает?
– Наоборот, – сказала я, – он – истинный джентльмен. Кое-кто назвал бы его даже рыцарем.
– В сияющих доспехах, – подхватил Кэш, указывая на свои золотые нашивки.
– И он принес мне кофе, – добавила я, подняв стаканчик.
Уэс провел рукой по своим черным волосам и горестно вздохнул.
– А вот мне ты никогда не приносил кофе, Кассиус.
И тут откуда ни возьмись за спиной Уэса появилась девушка и обняла его. Он даже не напрягся от ее прикосновения, только улыбнулся, когда она закрыла ему глаза своими наманикюренными пальчиками. А вот я напряглась.
– Привет, Элла, – весело поздоровался он.
Элла, крашенная блондинка, хорошенькая и миниатюрная, хихикнула и убрала руки.
– Как ты догадался? – пропищала она.
«По твоему шуму», – сухо заметила я про себя.
– Что тут сказать? – пожал плечами Уэсли. – Это дар.
– Он задействовал свои сверхспособности, – вставил Кэш, делая глоток кофе.
Девушка все еще висела на Уэсли. «Вцепилась в него, – думала я, – как птица в ветку». Она щебетала про какой-то осенний бал. И когда наконец прозвенел звонок, я поняла, что никогда так не радовалась началу урока.
Все-таки хорошо, что в придачу к своим четырем часам сна я выпила еще и пару стаканчиков кофе, потому что мистер Лоуэлл начал занятие с документального фильма о революционерах. То ли меня увлек предмет, то ли все дело в двойной дозе кофеина, но в сон меня даже не тянуло.
– Вот что важно помнить о революционерах, – сказал Лоуэлл, выключая видео и включая свет: – Пока власти видят в них террористов, они считают себя защитниками. Мучениками. Людьми, готовыми ради своей веры делать то, на что другие не способны. То есть, они становятся самым ярким воплощением недовольства в обществе. Но как только народ поднимает революционеров на пьедестал, провозглашая их ангелами мщения и героями, сами революционеры…
Слушая преподавателя, я представляла себе Оуэна Криса Кларка, как он, сверкая глазами, разглагольствовал на крыше Коронадо о чудовищах, о свободе и предательстве. О том, как он разрушит Архив, ветку за веткой.
– …но отличает революцию, – продолжал Лоуэлл, – то, что цель становится важнее всего. Как бы все остальные не превозносили революционеров, для них самих цель важнее их собственной жизни. Жизнь для них – всего лишь расходный материал.