Провокация возымела обратный эффект. Фирсов уткнулся в тарелку и стал размеренно есть. Тогда Лионелла спросила:
— А если пистолета нет в следотеке?
— Тогда будем искать.
— Только и всего?
Он поднял глаза:
— Знаете, что мне в вас нравится? Вы не строите из себя перепуганного зайчонка. Вы — взрослая, уверенная в себе женщина. Вы — волчица.
— Даже не понимаю, стоит ли на вас обижаться…
— Не стоит, — заверил ее следователь.
Она заглянула в его тарелку и, не сдержавшись, заметила:
— Как можно есть мясо с картошкой…
К счастью, Фирсову в этот момент позвонили, он спешно доел и, попрощавшись, ушел.
Пересекая оранжерею, Лионелла чуть не угодила в объятия Полторацкой, когда та неожиданно вынырнула из зарослей теплолюбивых растений.
— Очень кстати, — Лионелла задержалась, чтобы перекинуться парой вопросов. — Милена, устрой мне встречу с Порфирием.
— Чего это вдруг? — с деланым удивлением спросила Полторацкая. — Еще утром ты удивлялась, зачем он мне нужен.
— Не вредничай, Милена, я в долгу не останусь.
— Ладно, поговорю. А там уж как он сам решит.
— Только не затягивай. Я скоро уеду.
— Мы тоже здесь не задержимся, — заверила ее Полторацкая.
На выходе из оранжереи Лионеллу подстерегла Катерина:
— Ты говорила с ней?
— С кем именно?
— С Полторацкой.
— Ну, говорила.
— Устрой мне встречу со старцем!
— Боюсь, это не в моих силах. Она чрезмерно опекает его. По крайней мере, мне отказала.
— Давай предложим ей денег!
— Полторацкой? — Лионелла с улыбкой взглянула на Катерину. — У нас столько нет. Не стоит забывать, кто у нее муж.
— Что же мне делать?
— Очень хочется? — осведомилась Лионелла.
— Очень!
— От этого есть одно верное средство. В детстве мы говорили: хочется — перехочется. И ты знаешь, нам всегда помогало.
— Какая ты язва! Я к тебе по дружбе за помощью, а ты…
— Что-то я не помню, чтобы мы с тобой когда-то дружили.
— Ты не язва… Ты — гадина! — Катерина отправилась прочь, оглядываясь и все еще огрызаясь.
Макияж в стиле «смоки айс» не делал ее моложе, но эффектнее — да. Лионелла была довольна: зеленые глаза в серой дымке, укладка в стиле тридцатых, красная помада. Осталось выбрать наряд. Это утомительное, но благодарное дело являлось завершающей нотой в симфонии сияния ее красоты (глупая, напыщенная фраза, но она как никакая другая держала ее в тонусе и не позволяла халтурить).
Лионелла добросовестно примеряла платья, пока в девятнадцать ноль пять ей не позвонил хозяин отеля Терсков:
— Добрый вечер, как и договорились, жду вас внизу. — По телефону голос Терскова был хорош — баритон с мягкими переливами. И, если бы Лионелла не видела его, воображение нарисовало бы ей бог знает кого.