Больница долины Расселин больше и лучше оборудована, чем в Клейсуте. Внутри мерцают светящиеся полотна. Жужжат странные приборы. Когда я вхожу, комната кажется пустой, только пациенты спят глубоким сном в полумраке. Среди кроватей в глубине комнаты нахожу Блейна.
Стрелу удалили, и он спит в шортах. Верхняя часть бедра перевязана. Это выглядит глупо, как будто нога была оторвана, а кто-то попытался прибинтовать ее обратно. Его волосы отросли, так же как и мои, грудь спокойно поднимается и опускается во сне. Он подключен к машине проводами, которые уходят в его руку.
Я беру его за руку. Она кажется тяжелой и неподвижной, как у статуи.
— Ему лучше, даже если это и не заметно, — молодая медсестра стоит позади меня. Я не заметил, что здесь еще кто-то есть.
— Сколько он еще будет в таком состоянии? Когда он очнется?
Она качает головой: «Это может быть сегодня или через несколько месяцев. Невозможно предугадать».
Несколько месяцев? Что, если он больше никогда не очнется? Я отпус-каю его руку, и мне страшно взглянуть на него вновь. Не хочу чувствовать, что бесполезен и ничего не могу изменить.
Я спешу к выходу, но медсестра окликает меня.
— Вы должны прийти снова и поговорить с ним. Мне кажется, ему это нужно.
Я смотрю на Блейна последний раз и ухожу, не сказав ни слова. Нужно еще немного поспать, но не знаю, смогу ли я. От мысли, что Блейн умрет, и я потеряю половину себя на всю оставшуюся жизнь, весь мир становится серым.
Завтрашним утром меня ждет «зверская» тренировка. После завтрака из каши-размазни и чая Бри ведет меня в прохладный уединенный зал для тренировок в конце туннеля. В зале есть стена для скалолазания, мишени на стене, и ряд из лестниц и платформ, по которым мне не очень хочется ползать.
Бри оставляет меня в тренировочной группе с Элией, а сама идет к группе, которой руководит мой отец. Он дружески кивает мне и продолжает заниматься. Его попытка подбодрить кажется мне глупой и неуместной.
Элия ведет нас на непомерно длинную беговую дорожку. Мы бежим по полосе, которая протоптана в каменном полу усилиями многих бегунов. После второго круга я начинаю задыхаться. Я стараюсь думать об Эмме и клянусь себе бежать изо всех сил, не обращая внимания на боль, чтобы рано или поздно освободить ее.
После десятка кругов мои ноги как желе. Но Элия с нами еще не закончил. После таких упражнений, как отжимания, приседания и шаг с выпадом, мы направляемся к стене. Он приказывает нам лазать по стене в разных направлениях: сверху вниз, вбок, по диагонали. Каждый следующий заход стоит мне гораздо больших усилий, чем предыдущий. Мышцы слабеют, становится труднее держаться на ногах. Когда мы переходим к следующему упражнению, который Элия называет «самоубийством» — это бесконечно долгий бег — я уже не чувствую ног, и когда он достает лук и стрелы, я едва могу стоять на подгибающихся коленях.