— У меня мания преследования или…? — спрашиваю я, когда описываю поведение Франка возле моей комнаты, когда он казался возмущенным тем, что я избежал Похищения.
— Не знаю, — говорит Эмма. — Если он пытается разгадать тайну Похищения и освободить Клейсут, он должен быть рад, а не расстроен, что тебя не похитили.
— Я тоже так думаю, — я прикасаюсь к спрятанному в сумке письму матери.
В письме объяснение моего случая, которое ищет Франк. У меня внезапно возникает чувство, что показывать ему письмо не стоит.
Эмма смотрит на свой поднос.
— Они считают нас мертвыми, верно? — ее голос звучит глухо и невыразительно.
— Кто?
— Моя мама. Мод. Все. Блейн объяснил тебе, что они используют убитых под Стеной для замены. Если он прав, там, как всегда, появились тела, и они думают, что мы мертвы.
Я представляю Картер, как она, всхлипывая, свернулась на больничной кровати. Невозможно представить, что она чувствует, думая, что потеряла дочь. Я ничего не ответил на вопрос Эммы, но мы оба знаем, что ответ «да».
— Давай прогуляемся, — предлагаю я. — Нам нужен свежий воздух. И, возможно, мы побольше узнаем об этом месте.
— Что ты ищешь?
— Я хочу узнать, почему проект «Лайкос» вообще начался. Что убивает тех, кто перелез через Стену. Почему похищенные юноши появляются здесь в Центре.
Она усмехнулась.
— Ты думаешь, что найдешь эти объяснения во время прогулки?
— Кто знает? Иногда стены разговаривают. Подумай, сколько мы узнали из плаката с изображением Харви в тот день, когда прибыли в Теам.
Столовая начала пустеть, члены Ордена возвращались к своим обязанностям.
— Ты никогда не изменишься? Всегда будешь пытаться узнать правду? — Эмма смотрит на меня, высоко подняв брови.
Я пожимаю плечами.
— Вероятно, нет, пока я не увижу ее своими собственными глазами. Когда ты пошла за мной через Стену, ты сказала, что тебе так же нужны ответы, как и мне.
— Верно. Но посмотри, куда мы попали. Я хотела бы вернуться в то время, до нашего побега. Если бы мы могли начать сначала, я не стала бы ничего искать и просто хотела бы быть с тобой, Грей. Тебя не похитили, и мы могли бы остаться в Клейсуте вместе. Навсегда, как птицы.
— Тогда меня бы похитили в девятнадцать, — предполагаю я. — И мы не птицы.
— Знаю. Но хотела бы, чтобы мы были. Тогда мы могли бы улететь отсюда прямо сейчас.
Она вновь смотрит на поднос, и на миг я боюсь, что она заплачет. Я наклоняюсь вперед и беру ее за руку: «Мы не можем. Не сейчас. Но если мы найдем еще пару объяснений, правду, тогда обещаю тебе, что мы сможем убежать куда захотим».
На лице Эммы появляется ее обычная сдержанная улыбка, которую я никогда не смогу понять. А потом она наклоняется над столом и целует меня. Короткий нежный поцелуй, который дает надежду на большее. Когда мы уходим из столовой, мое сердце колотится как сумасшедшее. Но не из-за загадок и грядущих открытий. Эмма. Это всегда Эмма.