— На грунте, — доложил пилот.
«Тахион» зарылся опорами в дюны, подняв в воздух горячее облако песка. В отличие от каменных обломков Караманта, он не повисло в воздухе, а осело в полном соответствии с физическими законами, беспрекословно подчинившись силе тяжести.
* * *
Любовь и Ненависть пришли на Землю рука об руку, но здесь дороги их разошлись. Любовь выбрала жизнь. Ненависть — смерть. Любовь самозабвенно купалась в чужих жизнях. Разрывая человеческие сердца, она обрекала тех, в кого вселялась на вечный ненасытный поиск и сжигала избранных дотла. Воплощенная в смерти Ненависть убивала сразу: страстно и самозабвенно, без счета, без оглядки. Но однажды Судьба, ужаснулась тому, что творили ее избалованные дети, и свела их снова…
В Изначальном мире привели на казнь старика-душегуба, в котором Ненависть поселилась надолго — уж очень хорош и силен он был в молодости. Много столетий она водила своего избранника по колено в крови, смеясь в лицо преследователям, но путь славы подошел к концу. Пристыженная Ненависть послушно вложила морщинистую руку, с которой не отмывалась запекшаяся кровь, в десницу Судьбы. Старик не знал, кто вел его сквозь толпу, выкрикивающую проклятья, как не ведал того, кто владел им многие годы. В качестве расплаты за неведение предлагалась петля.
А внизу у самого эшафота стояла женщина — обтянутый кожей скелет старухи, прах внутри. Давным-давно Любовь выбрала ее, иссушила, развратила и пустила по миру. Старуха забыла само понятие женской красоты, которая некогда ввергла ее в пучину Любовных игр. Веками она искала смерти и не находила. Ненависть не мешала забавам Любви, и ни яд, ни кинжал, ни темный омут, в который женщину бросали обезумевшие от ревности соперницы, не причиняли ей вреда. Любовь по-прежнему продолжала резвиться в пустой оболочке, когда тоже услышала голос Судьбы. В назначенный день и час старуха пришла на дворцовую площадь. И она не ведала, кто в этот раз провел ее сквозь толпу к вожделенному эшафоту.
Несколько поколений палачей хорошо знали ту старуху. Кто-то не верил легендам, брал с жутковатой просительницы щедрую плату и честно отрубал голову или накидывал веревку на шею. Но через некоторое время несчастная приходила вновь. Другие верили — и сразу гнали ее прочь. Были и те, кто сходил с ума и просил ее руки так страстно, словно сказочная принцесса в парче и золоте стояла у плахи.
В тот день и час, когда старика собирались повесить, старуха поднялась на эшафот, бросилась к осужденному и впилась губами в его губы, обвивая шею руками. Дряхлые тела вспыхнули нестерпимым пламенем. Раскаленный столб, распространяя жар и запах гари, три дня полыхал над площадью. А потом рассеялся и исчез без следа.