— Приходилось? — в голосе узника звучал неподдельный интерес.
— Нет. К счастью. Только первая помощь. Потом раненых вывозили. Хотя, — печать с горлышка отлетела в сторону, глухо стукнув о стену камеры, — учили всякому.
— Служил?
— Флот, — чуть желтоватая прозрачная жидкость полилась в стаканы, — главным образом. Но и побегать пришлось.
— Ты на самом деле старше, чем выглядишь.
— Давай, — Сергей поднёс стакан к губам мага, — за тех, кто нас ждёт, — напоив заключённого, он выпил и сам. — Когда понял?
— На корабле. Юнец предпочёл бы компанию капитана, — темноволосый опять усмехнулся.
— Если бы вообще стал с кем-то пить, — покивал дракон. — Не боишься?
— Брось! Корабль без флага. Виселица или каторга… Или, — узник внимательно посмотрел на посетителя, — что похуже?
— Заслужи сначала! — стаканы наполнились второй порцией. — Что похуже. Мне тут… Давай. За тех, кто не вернулся!.. Мне тут брат умную вещь сказал, — младший Беллиус снова отошёл к столу, но в этот раз наливать не спешил. — Он сказал, что нельзя судить за то, что ещё не сделано.
На несколько минут в камере повисла тишина, затем имперец разжал губы:
— Выбор?
— Клятва на крови, — снова забулькало вино. — Лично мне. Давай! За тех, кто в море!
Уже почти закрыв за собой дверь, Сергей услышал:
— Хорошие у вас традиции… Были…
Двое
— Ну?
— Откажется.
— Жаль.
— Жаль.
— Убьёшь?
— Ага.
Взгляд со стороны
Капитан Варгус Парегис очнулся в камере, освещённой одним-единственным факелом. Как он сюда попал, он не помнил. Очевидно, его кто-то принёс. Принёс, уложил спиной на голые доски тюремного топчана, развязал (на запястьях остались следы верёвки) и… И ушёл. Наверняка не забыв запереть дверь снаружи.
Восстановив кровообращение в успевших затечь мышцах, Парегис сел и огляделся по сторонам: одиночка. Офицерская, судя по прикреплённым к полу столу и табурету. В бытность курсантом Академии Варгусу случалось нести караулы на гауптвахте, и как выглядят камеры для разных категорий личного состава, он знал. «Нас этим воспитывали, — посетила капитана совершенно ненужная мысль. — Показывали, где мы окажемся, если будем нарушать уставы и правила несения службы. Вот я и оказался».
Доковыляв до стоявшей в углу деревянной бадьи, накрытой крышкой, Парегис оправился, вернулся к топчану, опять улёгся и от нечего делать принялся вспоминать прошлое…