Вокруг дома были три хорошеньких сада, не очень больших, но достойных замечаний по своей изысканной чистоте, по своим широким песчаным дорожкам, наконец, по одной аллее перед лицевым фасадом дома, такой широкой, что правильнее было бы назвать ее террасой. Впрочем, эта аллея хотя и тянулась перед лицевым фасадом, но начиналась от него в некотором расстоянии, чтобы дать место экипажам для подъезда к парадному входу. Оллингтонские Дели всегда были садовниками, и их сад считался во всем округе более замечательным, чем все другие принадлежности господского дома. Внешняя сторона садов не имела никаких особенных претензий, которые бы придавали величие оллингтонскому Дому. Прилегавшие к садам пастбища были ни более ни менее как прекрасные луга, с обилием растущих деревьев. В Оллингтоне не было оленьего парка, оллингтонские леса хотя и были весьма известны, но они не составляли целого, которого бы парк был частью. Они лежали в стороне, закрытые от глаз, на целую милю от заднего фасада дома, тем не менее, однако, это способствовало размножению лисиц.
И опять, дом стоял слишком близко к дороге, чтобы сохранить за собой право на грандиозность, если только можно допустить, что кто-либо из оллингтонских сквайров имел притязания на эту грандиозность. Впрочем, мне кажется, что наши идеи о сельской красоте и с тем вместе грандиозности значительно изменились со времени постройки старинных загородных замков и барских домов. Быть вблизи деревни, для того собственно, чтобы некоторым образом доставлять ей комфорт, защиту и покровительство, а может статься, и для того, чтобы доставлять подобным соседством удовольствие своим домашним и друзьям, казалось, служило главною целью джентльмена старого времени, когда он строил загородный дом. В настоящее же время уединение в центре обширного парка считается самым удобным и приятным местоположением, теперь принято за правило, чтобы из окон господского дома не показывался ни один коттедж селянина, кроме разве утонувшего в зелени коттеджа садовника. В настоящее время если деревню нельзя уничтожить совсем, то, по крайней мере, она не должна бросаться в глаза. Унылый звук церковных колоколов производит неприятное впечатление, и дорога, по которой свободно может проехать всякий простолюдин, должна находиться в стороне. Не так думал об этом один из оллингтонских Делей, когда строил свой дом. Тут стояла и церковь, и деревня, ему нравилось подобное соседство – ему приятно было находиться в близком расстоянии и от Бога, и от ближних.
Проезжая по дороге от Гествика в деревню, вы видите в левой стороне, довольно близко от себя, церковь, а господского дома все еще не видать. Но когда вы приблизитесь к церкви, когда поравняетесь с воротами церковной ограды, перед вами откроется во всей красоте Большой оллингтонский дом. Быть может, это самое лучшее место, с которого можно любоваться картиной оллингтонского Дома. Неширокая просека или аллея и по ней обыкновенная дорога ведут к воротам церковной ограды, воротам, которые вместе с тем служат и входом в поместье мистера Деля. Тут нет сторожевого домика, ворота стоят открытыми, и открытыми почти постоянно, за исключением только случаев, когда потребуют закрытия их пасущиеся за ними стада. Впрочем, тут есть еще другие, внутренние ворота, отделяющие пастбища от сада, и за ними, пожалуй, третьи, ярдов на тридцать от вторых, через которые вы входите на двор, принадлежащий к ферме. Быть может, такое близкое соседство фермы составляет недостаток Большого дома, но надобно сказать, что конюшни, хлева, сеновалы, немытые телеги и лениво передвигающаяся с места на место домашняя скотина закрыты от дома, как ширмой, рядом каштановых деревьев, с красотой которых, когда они в ранние майские дни покроются всею роскошью цвета, не может сравняться никакой другой ряд каштанов во всей Англии. Если бы кто-нибудь сказал оллингтонскому Делю – нынешнему или прежнему, – что поместье его нуждается в лесе, он вместо ответа указал бы, с смешанным чувством гордости и неудовольствия, на эту ширму, на этот каштановый пояс.