Едва ли найдется сюжет, где бы ни возникала надобность «листать обратно календарь», по слову поэта. Есть она и у меня…
Конец 1938 года. Война Сталина со своим народом продолжается вопреки ухищрениям официальной пропаганды, которая периодически забрасывает в общество информацию об ошибках НКВД. Что пишут советские газеты? Кто-то восстановлен в партии. Кого-то выпустили на свободу, — значит, «органы» разобрались и установили истину. Наказаны некоторые работники ГБ, злоупотреблявшие властью. Да что там работники! Правительство меняет самих наркомов. Генриха Ягоду сменил Николай Ежов, оказавшийся врагом. Теперь вместо Ежова — Лаврентий Берия…
Все гениальное просто, в том числе и преступления. В этом смысле Сталин был настоящим гением, ибо безошибочно использовал в своей политике два фундаментальных фактора: 1) религиозную ослепляющую силу коммунистических идей и 2) азиатскую природу огромной многонациональной страны. Попытки объяснить «культ личности» страхом подданных и товарищей по партии следует признать несостоятельными. Феномен Сталина глубже, стало быть, дело не только в чувстве страха, которое внушал вождь. Конечно, диктатора боялись, и все же причины в другом.
В Сталине нашло персонификацию неизжитое у русского народа простодушное представление о грозном батюшке-царе, наместнике Бога на земле. Идея самодержца, защитника святой Руси, парадоксально воплотилась в фигуре грузина Сталина. Трагический парадокс состоял в том, что настоящий царь к всеобщей радости народа был расстрелян вместе со всей семьей, и на престол пришли сначала Ленин с Троцким, затем Сталин. Смена идеологии еще не означала, что изменилась психология нации.
Кроме религиозной традиции существовала традиция революционная. Радикальные русские интеллигенты, начиная с Радищева, проповедовали идеи социализма, атеизма, позитивизма, марксизма и, в конечном счете, сумели убедить общество в необходимости коренных социально-экономических преобразований. Иными словами, «метафизика марксизма» сделала свое дело: россияне уверовали в царство Божие на земле, ради которого можно пойти на любые жертвы. Обе традиции органически дополняли друг друга.