, а Джейни занималась тем же самым с номером «Тайм» годичной давности. Врачи беседовали с Ноа, обследовали его мозг, заново обследовали его легкие (да, у него астма; да, легкая форма), затем отсылали его в соседний кабинет и беседовали с Джейни, и она уходила с облегчением пополам с раздражением, поскольку выяснялось, что врачи ничего не нашли и сказать ничего не могут — могут разве что пообещать дальнейшие обследования. И все это время она ждала приема у доктора Ремсона, лучше которого якобы никого нет.
— Мы уже ходили к трем специалистам, двум психологам и теперь пришли к вам. Никто ничего не может объяснить. Не обещают даже намека на диагноз.
— Ребенку четыре года. Для точного психиатрического диагноза рановато.
— Доктор, я сына даже помыть не могу. — В последний раз попыталась неделю назад — Ноа довел себя до истерики, которая закончилась астматическим приступом.
Первый приступ за полтора года. Поднеся к его лицу небулайзер, в котором детские хрипы звучали грозными вестниками материнского провала, Джейни дала себе слово: я перестану ждать, когда ему полегчает. Я буду изо всех сил помогать ему прямо сейчас.
— Можно попробовать поведенческую терапию…
— Уже пробовали. Не помогло. Ничего не помогает. Доктор, умоляю. У вас гигантский опыт. Вы никогда не сталкивались с похожими случаями?
— Ну… — Доктор Ремсон откинулся в кресле поудобнее, сложил руки поверх обширных вельветовых колен. — Пожалуй, с одним.
— Был похожий случай?
Джейни затаила дыхание. Смотреть врачу в лицо она боялась и сверлила глазами носок его ботинка. Доктор Ремсон проследил за ее взглядом, наморщил лоб, и вдвоем они посмотрели, как его черная ступня постукивает по темно-малиновым квадратам персидского ковра.
— Много лет назад я был ординатором в Белльвью. Ребенок часто рассказывал о травмах, которые пережил во время войны. Рисовал страшные картинки. Штыковые удары. Изнасилование.
Джейни содрогнулась. Эти картинки так и встали перед глазами — кровь красным карандашом, у человечков руки-ноги, как спички, и широко распахнутые рты.
— Жил в маленьком городке в Нью-Джерси — по всему судя, в любящей полноценной семье. Клялись и божились, что он в жизни не видал того, что рисовал. Весьма удивительно. Всего пять лет мальчику.
Аналогичный случай. Фрагменты головоломки по имени Ноа наконец складывались. Джейни окатили облегчение и ледяное предчувствие.
— И какой у него был диагноз?
Психиатр скривился:
— Он был чуть старше Ноа. И все равно слишком мал для постановки диагноза.
— Какой диагноз?
— Ранняя детская шизофрения. — Ремсон потуже натянул свитер на пузо, будто от одних этих слов в кабинете похолодало. — Конечно, у таких маленьких детей встречается редко.