Карлик с криками бросился бежать, словно юркая мышь. Казалось, он отсутствовал не меньше часа, но вернулся с врачом. Тот склонился над Роджером и разорвал на его щуплой влажной груди голубую рубашку с блестками.
Рауль плотно прикрыл глаза.
— Доктор! Он умер?
— Почти, — отвечал врач. — Я не в силах ему помочь.
— Кое-что вы можете сделать, — шепотом произнес Рауль.
Он протянул руки, вцепился в халат врача, словно это могло помочь ему преодолеть страх.
— Достаньте свой скальпель! — попросил Рауль.
— Нет, — ответил врач. — Нет условий для соблюдения антисептики.
— Да, да… Умоляю, разъедините нас! Воспользуйтесь скальпелем, пока еще не поздно! Освободите меня от него! Я хочу жить! Пожалуйста!..
Вновь раздались звуки каллиопы: напряженные, шипящие и хриплые. Страшные лики смотрели с высоты цирка вниз. Из-под опущенных век Рауля показались слезы.
— Пожалуйста… Какой смысл умирать нам обоим?
Врач потянулся за черным чемоданчиком с инструментами. Лики наверху не стали отворачиваться, когда он разорвал одежду на братьях — сиамских близнецах — и обнажил худые спины Рауля и Роджера. Врач ввел им под кожу большую дозу обезболивающего препарата, чтобы подействовало наверняка. Затем принялся трудиться над тонкой прослойкой кожи и мышц, которая соединяла тела Рауля и Роджера. А они жили так, неотделимо друг от друга, уже в течение двадцати семи лет, с самого дня рождения.
Когда врач сделал первый надрез, Роджер не произнес ни звука, а Рауль вскрикнул.
В течение многих дней его мучила лихорадка. Постель под ним была влажной от пота. Рауль вскрикивал и оглядывался через плечо, чтобы перекинуться несколькими словами с Роджером… Но Роджера там не было! Роджера там уже никогда больше не будет!
Роджер находился у него за спиной в течение двадцати семи лет. Они вместе ходили, вместе падали. Вместе любили или недолюбливали что-то. Один был эхом другого, его зеркалом. Хотя отражение каждого из них в этом зеркале не всегда полностью совпадало.
Прижимаясь спиной друг к другу, они вместе противостояли окружающему миру. Теперь же у Рауля появилось такое чувство, будто он утратил какую-то защиту, словно черепаха, лишившаяся своего панциря. Или улитка, потерявшая раковину. Ему не на кого было опереться, чтобы ощутить, что кто-то оберегает его сзади. Теперь мир окружал его со всех сторон, тылы лишились прикрытия.
— Дейрдре!
В лихорадочном полусне он выкрикивал ее имя и однажды наконец увидел ее склоненной над постелью. Темные волосы девушки были собраны на затылке в тугой блестящий узел. На память приходили ее выступления под куполом цирка, когда она, одетая в облегающий костюм, бессчетное количество раз кувыркалась там, ухватившись за прочные канаты.