Яков подозрительно поглядел на него и нехотя назвал себя.
— Яшка, значит! Яшка — медная пряжка, парень-рубашка! Ха-ха! А я — Аким, всеми любим, а это все — приятели. Севастьян и в будни, и в праздник пьян, Ермошка — ума немножко, сил ни на грош и храбрости тож!
— Ну, ты языком не чеши больно! — буркнул долговязый.
— Ха-ха! Не любишь? А этот — Андрей, старый воробей; на мякине не проведешь, а ценой ломаный грош, да еще юродивый Алексей — по прозванию ротозей. Вот и все мы тут. Славные ребята, царские солдаты.
Лицо Якова оживилось.
— Царские солдаты, — сказал он уже весело, — а нападаете, что разбойники. Сперва на сонного, потом четверо на одного.
— Будешь разбойником, — проворчал Севастьян, — если больше недели почитай одну бруснику в лесу жрешь.
— Ах, вы! — воскликнул Яков, — что же не скажете? У меня тут есть снеди.
— Дай, милый человек!
— Да вот, ешьте на здоровье! — и Яков быстро присел на корточки и снова развязал свою сумку.
— Эге! — крикнул верзила, — да и сулейка есть!
— Важно! Угощай, паря!
— Милости просим! — и Яков смеясь протянул сумку.
Пятеро оборванцев, словно голодные волки, набросились на еду и питье. Не прошло и десяти минут, как сумка Якова была уже пуста и оборванцы с чувством довольства разлеглись на мху, греясь под лучами солнца.
— Ты куда же это путь держишь? — спросил Андрей, рыжий, как медянка, с рябым лицом и глупыми глазами.
— Хочу царю послужить, — добродушно ответил Яков, — слышь, под Орешком войско и царь…
— Фью! — свистнул Севастьян, — и дурак же ты!
— Ты из каких сам-то? — спросил толстяк.
— Купеческий сын из Спасского.
— Батя-свет! — всплеснул руками Ермошка. — От сытой жизни, незваный, непрошеный в солдаты идешь? Да ты очумел, что ли? Да ты знаешь, что солдат-то значит у этого… ирода? Ась?
Яков ничего не понимал.
— Да вы сами-то кто будете?
— Солдаты, потому и говорим, — с волнением заговорил Севастьян. — Палка со спины сходить не будет, спать не дадут, есть не дадут. Что не так — в морду, а то еще хуже — офицер на колы поставит. Знаешь, что это? Два кола вбиты в землю, острием вверх, а ты на них ногами голыми стой! Вот что!
— Пляши, значит, — засмеялся толстяк.
— А там сражение, бой! Убьют и не охнешь!
— Да вы сами-то кто? — повторил снова Яков.
— Солдаты, миляга, — сказал толстый Аким, — а коли правду знать хочешь, так от этой жизни в бега пустились. Как это наш Апраксин — чтобы ему пусто было — стал нас по болотам гонять за этим Конриотом и там сражение одно да другое, да снова беги, что пес, — мы и ушли. Ну их! Нас неволей брали, а не с охоты.
— Выходит, беглые? — спросил Яков с нескрываемым презрением.