— А коляска где же?
— Ну, это — уж не твое дело Иди!
— Сеня, — позвал его Башилов, — я наливаю! Пьем!
— Пьем! — весело сказал Брыков, входя назад и взял стакан в руки.
Башилов ловким ударом сбил горлышко у бутылки и стал наливать стаканы.
Виола созвала своих подруг. Башилов привел приятелей, и вечер удался на славу. Офицеры пили за здоровье Брыкова и его невесты, Башилов кричал «ура!», а Виола смеялась и хлопала в ладоши.
— Я предлагаю выпить за здоровье императора! — сказал Брыков. — Его обращение со мной никогда не изгладится в моей памяти.
— Ура! — закричали все и дружно выпили.
— Его знать надо! — убежденно сказал Башилов. — Отчего гатчинцы за него хоть на смерть? Оттого, что знают! А питерские белоручки, понятно, не любят его. Им не по душе такая строгость!
— Тсс! — крикнула Виола. — Пить, любить и счастье пытать, а об этих материях — ни слова!
— И то! — захохотал Башилов. — То ли дело экарте! Господа, я закладываю пятьдесят рублей!
— По банку! — сказал Греков, подходя к столу.
Игра началась.
Брыков не принимал участия в игре и думал о той минуте, когда он вернется в Москву, увидит своих друзей и… Машу. Его лицо вспыхивало, губы улыбались.
— Барин! К вам! — испуганно сказал Сидор, подходя к Брыкову.
Семен Павлович невольно побледнел и вышел в сени. Там стоял фельдъегерь.
— От его превосходительства! — сказал он, подавая Брыкову пакет.
Семен Павлович поспешно вскрыл его. Там оказались патент на чин майора, рескрипт государя и письмо Обрезкова, в котором он поздравлял Брыкова с царской милостью и прибавлял, что указ об отставке будет завтра и что ему было бы полезнее завтра же и оставить столицу. Брыков кивнул головой, решив, что так и сделает, и спросил своего слугу:
— Сидор, когда будут лошади?
— К пяти утра!
— Отлично!
Семен Павлович вернулся к гостям. Виола подошла к нему и сказала:
— Мы все тебя до заставы проводим. Тройки заказаны!
Ермолин крепким сном спал у себя после обеда, как вдруг услышал шум и топот в сенях и, не успев очнуться, очутился в чьих-то объятиях.
— Пусти! Кто это? Оставь! — заговорил он отбиваясь.
— Узнай! Узнай! — со смехом говорил кто-то.
Ермолин вывернулся из объятий, взглянул на гостя и радостно закричал:
— Брыков! Семен!
— Я! Я! Живой и не покойник, и притом майор в отставке! Вот!
— Что ты? Как? Видел государя?
— Постой! Вот разденусь и все тебе по порядку расскажу!
— Федор, — закричал во всю квартиру Ермолин, — самовар и закуску!
На Брыкова сразу пахнуло родным, московским. Раздевшись, накинув на себя хозяйский халат и закурив трубку, он сидел у топившейся печки, против Ермолина. На столе кипел пузатый самовар, стояли бутылки, разная снедь, и вся атмосфера комнаты была проникнута каким-то особым московским благодушием.