— Ничего. У меня еще один день вместе с сегодняшним законного отпуска, а потом выхожу на работу.
Госпиталь, в котором я лежал, принадлежал Мормону, и здесь проходили курс лечения получившие ранение бойцы. Персонал, за исключением администрации, не знал, что мы — наемники и воюем, выполняя заказы разных сторон, либо простую прихоть нашего «главнокомандующего» по уничтожению тех, кого он посчитал опасными, либо имеющих тенденцию стать опасными в будущем. София как-то спрашивала о моей работе, но я не мог рассказать о ее специфике, поэтому пришлось соврать, сказав, что я служу в миротворческих силах и во время одной из командировок получил травму, упав с высоты. В свое оправдание могу сказать только одно: правда, хоть и не вся, была сказана. То падение до сих пор мне снится, а за секунду до удара я просыпаюсь в поту.
— Понятно. Я хочу, чтобы ты составил мне вечером компанию.
— Во сколько встречаемся? — спрашиваю ее, ссыпая на подоконник хлебные крошки, которые я собирал в баночку из-под колы после еды.
— В семь вечера, — ответила София. — Тебя устраивает?
— Хорошо. В семь вечера.
— Тогда до встречи, — она, видимо, оторвала телефон от уха и хотела нажать сброс вызова.
— Постой! — крикнул я.
— Что?
— А где?
— Возле Колизея. Пока. — В динамике раздался короткий треск и связь прервалась. Я пожал плечами и сунул телефон в карман. Так, а где моя выходная одежда? Ведь в форме она меня уже видела… Мои глаза забегали по комнате в поисках, но ничего не нашли. А, блин! Она же у гардеробщицы, озарило меня. Накинув халат, покидаю комнату и иду по коридору на лестничную клетку. Спускаясь вниз, встречаю нескольких знакомых, с которыми довелось в одной команде провести две недели в латиноамериканской сельве, выискивая одного ушлого наркобарона. Попотеть тогда пришлось изрядно: этот самый барон оказался крепкой шишкой с неплохо обученными охранниками.
Фойе с гардеробом и регистратурой от лестничной клетки отделяла стеклянная дверь. Толкаю ее и выхожу прямо к гардеробу.
— Явился, — улыбнулась мне гардеробщица. На вид ей было лет под пятьдесят, в уголках глаз собиралась сеточка маленьких морщинок, а у висков, если внимательно присмотреться, видна седина. Хобот был любитель женщин бальзаковского возраста, но даже тут не переставал удивляться тому факту, что она сохранила былую красоту на достаточном уровне. Мне хорошо помнились его слова, которые он говорил: «Стройность тела присутствует, минимум морщин, кожа ухожена…»
— Да, моя госпожа, — я поклонился ей.
— За одеждой? — она прищурилась.
— Да, — улыбаюсь я.