– Ш-ши-и-о-о-ф-фи-и! Ш-ши-и-о-о-ф-фи-и! Ш-ши-и-о-о-ф-фи-и-ыы!..
– Ох, ты! – хлопнул себя по лбу Игнатий, до которого наконец-то дошло, что говорит – да-да, именно говорит ему! – Маруся. – Стёпик! Ох, вон оно как! То-то, я слышал, он всё тебе што-то долдонил, долдонил, а опосля ты ему шипела, шипела. Выходит, вы друг дружку по-своему говорить учили!
– Ф-фа! – закивала «птерша», а потом снова жалобно: – Ш-ши-и-о-о-ф-фи-и-ыы!..
– Ну, будут тебе, будет, – пробурчал Игнатий, у которого тоже вдруг защипало в глазах. – Вернется Степан, не маленький. А што долго нету – так оно всяко бывает… Оттого, што ты убиваться станешь, скорее он не найдется.
Маруся и впрямь стала всё реже летать на поиски. Сначала Игнатий думал, что «змеюка» просто стала успокаиваться, привыкать к гибели (сам-то он был почти уверен, что Стёпик погиб – иначе давно бы уж если не прилетел, то приполз) любимого, но потом, приглядевшись к ней как-то раз попристальней, понял, что Маруся беременна.
Теперь уже он стал о ней заботиться всерьез. Охотился каждый день, оттопывая с луком и дротиком по лесу с десяток верст – хоть и тяжеловато было ему ходить, ноги-то разные, – ставил силки, рыбачил… Делал, что мог, как когда-то для Стёпика. Маруся и стала ему уже почти такой же своей, как пропавший «брат». Он и разговаривал теперь с ней, как с равной, зная, что она его понимает. Да и в ответном шипении «змеюки», а точнее, уже «зме́юшки», всё чаще стал улавливать смысл. Вот только чем дальше, тем больше стало страшить Игнатия осознание того, что рано или поздно настанет время Марусе рожать. И что тогда?.. Он в этом деле точно не помощник. Да какое там! Он просто без чувств свалится, когда это начнется… И сбежать нельзя – потом хоть в петлю, коли беда случится со «змеюшкой» или с детенышем. Бабку Ляксевну звать? Будь Маруся женщиной, позвал бы и не думал, хоть за такое и смерть всем им грозила – детей-то иметь «диким» запрещено. Но к «крылатой змеюке» Ляксевна не пойдет, хоть ножом режь!
«Эх, вот бы точно знать, кады она рожать станет!» – в отчаянии думал Игнатий, хоть и сам не понимал, как бы ему помогло такое знание. Впрочем, помощь всё же пришла. И оттуда, откуда он ее совсем не ждал. Нет, он думал, конечно, и о старой «Бабе-Яге» Матрене Ивановне, но если Ляксевну он звать не хотел, зная, что та точно откажется, то насчет Матрены Ивановны был абсолютно уверен: не просто откажется, а еще и ему за такое предложение что-нибудь сделает. Его самого, например, в змея превратит, только не в крылатого, а в ползучего. Наверное, врут, что она такое может, а поди проверь!