Тем самым он стремился к легитимизации своей власти в новом политическом контексте, надеялся добиться в Европе для себя и России такой репутации, которая напоминала бы европейцам о Римской империи. Не будем забывать, что в сознании людей XVIII века понятия «империя», «империус», «Римская империя» рождали весьма позитивные эмоции. Неудивительно, что римскими аллюзиями, намеками, сравнениями пестрит вся идеология петровского царствования. Нельзя не углядеть этого в пышной «римской» символике триумфальных шествий по случаю побед русского оружия, в выпускавшихся с 1700 года рублях с «римским профилем» государя и в символах новой столицы, названной именем святого Петра. Виднейший идеолог Петровской эпохи архиепископ Феофан (Прокопович) в 1717 году произнес речь, в которой дважды сравнивал царя с римским императором Августом, принявшим от Сената титул Отца Отечества. Четыре года спустя, во время празднования Ништадтского мира, Правительствующий сенат преподнес Петру титулы «Император», «Великий» и «Отец Отечества», которые он принял как должное, ибо осознавал себя демиургом, строителем новой империи.
В это время усилилась и инспирированная циркулярами из Петербурга дипломатическая атака российских послов на дворы, при которых они были аккредитованы, с целью признания за Петром титула «императора» в качестве нового, отличного от старого, общепризнанного титула «царь». В поведении нового императора отчетливо прослеживается стремление добиться нового статуса России в европейской иерархии государств. Безусловно, именно великие европейские державы, обладающие глобальным превосходством, являлись в имперском воображении Петра своеобразной референтной группой, тогда как евразийский тип империй казался Петру архаичным, «азиатским», что для него равнялось понятиям «отсталый», «неэффективный», «смеху подобный». Напомню, что именно так он именовал Россию XVII века. Поэтому для него было важно признание императорского титула в Европе.
Более того, Петр хотел бы занять в этой иерархии государств особое, привилегированное место одной из двух европейских супердержав, так сказать расположиться возле Священной Римской империи германской нации. Эти претензии воспринимались на Западе как непомерные, они встречали неудовольствие и обеспокоенность даже союзников России, о чем и писали русские дипломаты из-за границы. А в 1717 году в Амстердаме в беседе с британскими дипломатами Петр даже получил «щелчок по носу». Когда он посетовал на то, что в верительных грамотах его не называют «императором», то англичане ему ответили, что послания со столь «возвышенными и цветистыми выражениями» посылают обычно только в Турцию, Марокко, Китай «и в другие страны, которым чуждо лоно христианства и обычное ведение корреспонденции». И если он хочет, «чтобы с ним обращались как с другими европейскими государями», то должен подчиняться европейским нормам («he must conform to European standards»). Иначе говоря, Петру показали место его страны в европейской иерархии и дали понять: чтобы стать признанным Европой императором, он должен соответствовать неким образцам, критериям, характеризующим цивилизованные, европейские державы (правда, похоже на нынешнюю ситуацию?).