— Бедный мальчик, как его знобило, все тельце тряслось. Отец, называется, постыдились бы, на всю больницу разит, — добавила сестра.
— Уйди! — Михаил замахнулся локтем, но не затем, чтобы ударить, просто ему нужно было на кого-то замахнуться.
— Милицию вызвать?
— Вызывай, хоть роту вызывай.
Сестра ничего не сказала и ушла в свою комнату.
Милиции он не боялся. Ему даже хотелось, чтобы за ним приехали. Он подождал, когда сестра запаникует в телефон. Но было тихо. Тогда он постучался и крикнул:
— Ну, где же твоя милиция, долго я буду ждать? Сестра вышла, и Михаил увидел красную розу на кармане ее халата, старательно вышитые красные лепестки, очень красные. Раньше он их не замечал.
— Вы еще не ушли?
— Ты что, за пацана меня держишь? Я тебе сказал, вызывай, а там видно будет.
— Идите же, сами видели, какая она сейчас.
В голосе ее не было ничего, кроме жалости. Михаилу стало стыдно. Он послушно вышел и поплелся по улице, бормоча под нос:
— Драться научил, вот он и осмелел, а дружкам не понравилось — был теленочком, да вдруг набычился, кому же понравится, ясно, что по рогам надо. Вот и толкнули в огонь, а кто виноват — конечно, папочка так называемый. Раньше-то терпел, наверное, когда шпыняли, а теперь разве можно, папочка объявился, защитник, да еще и драться научил…
Через полчаса закрывался магазин, а деньги лежали дома, но идти туда было страшно — можно нарваться на соседей или подруг Нины, начнутся упреки, проклятия — и никакого понимания, никакой жалости к нему. А хотелось, чтобы поняли и пожалели. Но идти за этим было не к кому. Разве что к аптекарше.
— Они меня выгнали, — пожаловался он еще в прихожей.
— А я здесь при чем?
— Молчи, все вы ни при чем! — моментально вскипел он. — Один я виноват.
— Не пойму: или ты перебрал, или, наоборот, до кондиции не хватает.
— Дура, не поймет она, понимальщица выискалась. Что за привычка соваться, куда не просят.
— Я ведь и выставить могу.
— Ладно, дай лучше выпить.
— Нет у меня.
— Найдешь.
Она нервно заходила по комнате. Полы ее халата разлетались от резких движений и обнажали ноги. Михаил презрительно хмыкнул и опустил голову, чтобы Шурка видела, как ему все безразлично. Он даже глаза прикрыл и сидел, покачиваясь в такт своему дыханию, пока о столешницу не стукнула склянка со спиртом. Он поднял голову. Аптекарша молча прошла к окну и скрылась за шторой.
— А закусить?
— Не в ресторане, обойдешься.
Голос был глухой, словно шел с другой стороны окна, откуда-то издалека.
— Ты чего спряталась?
Штора не шевелилась. Плотная ткань полностью скрывала человека.