— Вчера после обеда как ушла в лес, так и не вернулась, боюсь, уж не скинула ли.
— Чтобы скинуть, надо заиметь сначала.
— Да вроде как тяжелая ходила.
— Райка, что ли? Да где ей! Просто брюхо распустила — жрать меньше надо, вот и вся тяжесть.
— Может, и так, только, вижу, мается.
— Это разве маета. Помотает на кулак соплей красных, как мы с тобой, тогда и узнает, по чем страдать и чему радоваться.
— А ты меня с собой не равняй. Я сына вырастила, а ты до тридцати пяти яловая ходишь.
— Я и не равняю. А что яловая, так, видно, поздно спохватилась. Тут рада бы в рай, да грехи не пускают.
— Сама виновата.
Лилька не ответила, только глубже затянулась сигаретой и выпустила по-мужски аккуратное кольцо дыма. Да и что было отвечать: сказать Гране, что сын у нее барахло и без зазрения совести гуляет на деньги, которые старуха зарабатывает не лопатой, так ломом, а когда не хватает материнских рублей, норовит поживиться у женщины старше его на пятнадцать лет. Но зачем? Ей, Лильке, от этого легче не станет, а Граня и без ее щипков натерпелась в жизни. И она спросила о другом:
— Правда, что осина, на которой Лева Питерский задушился, засохла?
— Правда, — ответила Граня. — Сама в воскресенье по грибы ходила и видела.
— Может, кто-нибудь корни подрубил?
— А у кого такая надобность?
— Ну мало ли, ведь не может дерево чувствовать?
— Я почем знаю, может или не может, только высохла, и все. Мужик больно хороший был. Сказывают, Тоська на могиле всю ночь выла, а чего выть, когда сама и угробила.
— Вот это любовь! Все бросил ради нее, а когда совсем невмоготу стало, и жизни не пожалел. Как в кино. Наверное, последний мужик от любви повесился. Теперь такие не родятся. — Лилька даже вздохнула.
— Ну ладно, бабоньки, подъем! — скомандовала Граня и принялась затаптывать теплинку.
Из-за поворота показался мастер Витя, которого Лилька успела обозвать Балериной. И кличка сразу прилипла. Когда Витя ходил, его длинные руки неподвижно висели вдоль тела, кисти он держал немного оттянутыми в стороны. Бригаде думалось, что балерины передвигаются именно так. Слишком уж несуразно выглядел он со своей застенчивостью на фоне путейских рабочих, этакой залетной, случайной птицей.
— Вон как свои чипилины передвигает! — сказала Граня, восторгаясь Витиной походкой. — Райку там шумните, он еще вчера обещал наказать ее за то, что после обеда усвистала.
— Ра-айк! Рай, Балерун идет.
Малинник не шевелился. Витя подошел совсем близко. Кричать еще раз было поздно.
— Здравствуй, начальничек! — выскочила вперед Лилька и сделала реверанс.