После этого ведущий стал переводить речь Лотара на французский.
Страдает душевным заболеванием. Нуждается во врачебной помощи. Боже мой! Это все из-за открытки, которую она послала Грете! Неужели так она себя выдала?
А Лотар-то какое представление устроил. Как будто тоскует и мучается по-настоящему. Но Марианна уже умела отличать искренность от фальши. Этому ее научил бретонский язык. Марианна не понимала слов, но безошибочно улавливала таящиеся за ними чувства.
А у Лотара за проникновенными речами не скрывалось ничего. «Я люблю тебя!» Он ни разу ей этого не говорил. А когда наконец произнес, будто выдал второсортную копию чувства — вроде поддельной сумочки от «Диор».
Торопливо вернувшись в комнату и даже не высушив волосы после душа, она увидела Янна: тот сидел на постели с ничего не выражающим лицом.
— У тебя есть муж.
Марианна не ответила. Ей надо было побыстрее собраться. Как можно быстрее. Потертый коричневый кожаный чемодан, который она нашла в гардеробе на антресоли, легко открылся. Марианна стала поспешно засовывать туда свою одежду, изразец и остальные вещи.
— Он тебя любит?
— Не знаю.
Она быстро натянула штаны и свитер и спрятала влажные волосы под беретом.
— Куда ты? К нему?
Марианна не ответила. У нее не было ответов на эти вопросы; она знала лишь, что отсюда надо бежать. Прочь от Янна, от которого она скрыла, кто она и откуда; которому не нашла в себе силы сказать, что она всего лишь старушка из Целле, бесцветная и ничем не примечательная, и что не такую он заслуживает.
Она внушала ему, что свободна, но это было не так.
— Марианн, пожалуйста. Mon amour…
Она прижала указательный палец к его красивым, изящно изогнутым губам. Как он смотрел на нее, без очков, в ярких лучах вечернего солнца!.. Боже мой, только что они занимались любовью, страстно, исполненные жадного вожделения. Только что робко взглядывали друг на друга, ведь в резком свете дня было понятно, что они оба уже не молоды, что они пожилые. Но их чувства остались молодыми, в них жили их прежние желания.
И вот на Марианну нахлынула волна жгучего стыда.
«Я изменила мужу».
И ей это понравилось. И она бы снова сделала это, если бы смогла. Но это было невозможно.
Ее терзали эти мысли, но высказать их вслух она была не в силах.
Она надела куртку и кеды. А потом схватилась за ручку чемодана.
— Марианн! — Янн встал, совершенно обнаженный, и с глубокой печалью посмотрел на нее.
— Kenavo, Mariann, — тихо произнес Янн и заключил ее в объятия.
Она обхватила этого человека, одержимого ею так, как никогда не был одержим Лотар, никогда, ни жестом, ни словом не дававший ей понять, что она для него незаменима. Янн же одновременно восхищал ее и пугал. Вот так, в испуге, она бросилась вниз по ступенькам прочь из пансиона.