за всем этим стоит. Смелее, Мэри!
Отчего-то эта пепельница — чей-то подарок, стоивший, по веселому рассказу Степана, целого состояния, — окончательно добила меня. Я вытащила из кармана черную бархатную коробочку — жалко, ох, как жалко! — и твердо поставила на край дубового стола. Ноздри у Полозова раздулись от бешенства, но он молчал.
— Я требую, чтобы ты немедленно мне все рассказал!
— Что все, Мэри? — он болезненно поморщился.
— Все! Зачем ты присылал мне букеты?
Вопрос застал Полозова врасплох.
— Какие букеты, Мэри?
— Он даже не помнит, какие букеты! Сломал мне жизнь и даже не подозревает об этом! — от злости я почему-то стала называть Степана в третьем лице.
— Я сломал тебе жизнь? Да я вчера развелся! — рявкнул, вскакивая, Полозов.
Я замерла на месте как вкопанная. Похоже, он не шутил и действительно развелся. Ну и где радостный рев оркестра, гром фанфар и грохот всеобщих аплодисментов?
И мне стало страшно. Потому что я ничего не чувствовала. Ну где же ты, розовенький Купидон с золоченым колчаном, ау! Отзовись! Вид у Степана был жалкий, несмотря на новый костюм и весь внешний лоск. Я видела его изнутри и содрогалась. Какая-то вроде ясная, но совершенно неизвлекаемая мысль болталась внутри меня и никак не хотела выходить наружу. Я смотрела на Степана и молчала. Мне казалось, что моя любовь к этому человеку будет вечной. Неужели правы древние, и все проходит, даже любовь? Захотелось плакать. Но стервы не могут плакать. А зачем я, собственно, притворяюсь? Чтобы с честью доиграть роль и закончить спектакль победительницей?
В дверь тихонько постучали.
— Я же приказал — не беспокоить! — голосом громовержца заорал Полозов.
Но кто-то упрямый все же просунулся в дверь. Инесса, кто еще! И как всегда, словно с подиума сошла: кремовые брючки и замшевый по изящной фигуре пиджачок. Не ест, наверно, ничего.
— Степушка, — жеманно пропела Инесса бархатным голоском, — босс из Москвы вылетел час назад, соответственно, с минуты на минуту…
— Вон! — прогремел Полозов и шарахнул по столу кулаком.
«Бывшая» обиженно фыркнула и смылась.
Инесса — Кошкин! Как же я могла про это забыть, это же — самое главное! К черту наши отношения, любовь-морковь, потом разберемся… Хотя в голове моей уже зрел некий план. Сейчас или никогда!
— Степа, я все знаю, — мягко сказала я. — Мне Инесса рассказала, и я видела тот договор.
Решив, что терять мне нечего, я пошла ва-банк. На Полозова было страшно смотреть.
— К-какой договор? — пальцы судорожно закрутили фиолетовый перстень.
Руки у него дрожали.
Как я сейчас его ненавидела! Где тот самоуверенный и неотразимый мужчина, которого я любила? Лицо белое, губы трясутся, тьфу! Да он весь — как его перстень: окраску меняет, хамелеон проклятый!