— Господин Дубровский, у меня создалось впечатление, что в этой семье нервы у всех не в порядке.
На минуту стало тихо, потом учитель откашлялся и проговорил:
— Послушайте, господин комиссар. Я человек маленький. Вы же понимаете, я не имею права обсуждать своих хозяев.
— Уверяю вас, все, что вы мне скажете, дальше этой комнаты не пойдет, — медовым голосом заверил Розенблюм. — У стен нет ушей, знаете ли.
«Ха-ха!» — мысленно вставила я свою реплику.
Мне было интересно, сдаст ли Дубровский своего работодателя.
— Хорошо, — решительно произнес учитель музыки, — я все вам расскажу. Но уверяю вас, это не имеет ни малейшего отношения к тому, что случилось с тем человеком! Это совсем другая история, и очень печальная.
Я прямо-таки затаила дыхание, приготовившись слушать.
— Дмитрий Юрьевич Кабанов очень важный человек у себя на родине. Он богат и влиятелен. Но вот уже почти год он с семьей живет за границей. Причем постоянно путешествует, не задерживаясь на одном месте дольше двух недель.
— И в чем же причина? — заинтересованно спросил полицейский.
— Год назад в семье Кабановых произошла трагедия, — тихо проговорил учитель. — У Дмитрия Юрьевича был сын, надежда и гордость, умница и красавец. Его звали Игорь. Год назад он приехал в эти места — как раз под Новый год — и погиб. Занимался какой-то разновидностью сноубординга, очень экстремальной, и вот… трагедия. Думаю, вы слышали об этом.
— В то время я был в отъезде, на юге, — произнес полицейский. — У меня был отпуск. Но о несчастном случае я слышал. Тело юноши нашли спустя несколько месяцев. Да, ужасная трагедия.
— Ничего удивительного, что и сам Дмитрий Юрьевич, и члены его семьи пребывают, мягко говоря, не в лучшем состоянии. Супруга господина Кабанова, мать погибшего мальчика, вынуждена постоянно принимать сильнодействующее успокоительное. Да и сам Дмитрий Юрьевич держится только силой воли.
— Получается, эта семья приехала в «Шварцберг»…
— …совершенно верно, в годовщину трагедии. В скорбную дату. Так что не будьте к ним слишком строги.
Я услышала, как Розенблюм встал, отодвинув кресло. Поднялся и Дубровский.
— Благодарю вас, — сказал полицейский, — теперь мне многое становится понятным.
— Там за дверью какая-то дама, — смущенно сообщил учитель, — очень хочет с вами поговорить.
— Так пригласите ее, — попросил комиссар, усаживаясь в кресло.
— Надеюсь, все сказанное останется между нами? — напоследок обеспокоенно поинтересовался Дубровский.
— Я же обещал! — укоризненно произнес толстяк.
Допрос Сильваны Фаринелли не занял много времени — примадонна влетела в комнату, пылая яростью, а удалилась, изрядно сбавив обороты. Ничего нового певица поведать не смогла, и, как я поняла, больше всего Сильвану волновало, не причинят ли беспокойства ее обожаемой дочке.