Нет ничего плохого в том, чтобы зарабатывать много денег, и если о человеке можно сказать, что он рожден для сцены, то ты подходишь на эту роль. Но если ты начнешь делать деньги ценой своей любви к музыке или ценой своего дара, который ты получил свыше, тебе нужно спросить самого себя, как сильно ты нуждаешься в этих деньгах. В конце концов, цена может оказаться выше той, которую ты сможешь заплатить. — Он легонько постучал меня по груди. — Роберт Джонсон был не единственным парнем с гитарой, который стоял на распутье и беседовал с дьяволом. Каждый человек с гитарой выходит на ту же развилку, и разговор всегда одинаковый. Как и обещания.
Во мне закипало нечто такое, чего я не мог описать. Скорее это было похоже на глухой ропот. Я не мог сказать, что двигало мною, откуда и почему оно пришло, но я чувствовал, что отец удерживает меня на месте. Давит меня, как мошку между пальцами. И я все больше от этого раздражался.
— Папа, ты хочешь сказать, что я никогда не смогу записаться на студии?
— Нет. Надеюсь, ты сделаешь пятьдесят записей, и я куплю каждую из них. Но то, что ты сейчас делаешь с инструментом, — всего лишь половина твоего дара. — Отец указал на черную записную книжку, которую я привык носить на спине за поясом. — Я видел, как реагируют люди, когда ты исполняешь собственные песни. Ты пишешь слова, которые проникают глубоко в души. Когда человек в блестящем костюме придет к тебе с кучей денег и предложит записать твои песни именно так, как ты хочешь петь их, именно так, как ты захочешь играть их, сила будет на твоей стороне. Используй ее. Мы с Биг-Бигом будем сидеть в первом ряду и аплодировать тебе. Но до тех пор береги твой дар и твою записную книжку. Придет день, когда ты обнаружишь, что она бесценна.
То один, то другой менеджер или рекрутер проявляли ко мне интерес. Они слышали о моих инструментальных композициях и о том, как мои пальцы порхают над грифом гитары или бегают по клавиатуре пианино, а поскольку они никогда не слышали ничего подобного о столь юном музыканте, им хотелось убедиться во всем своими глазами и ушами.
Но поскольку мне было семнадцать лет, отец оставался привратником у моих врат. Эти люди приходили к нему, обменивались рукопожатиями, старались уговорить его. Проблема состояла в том, что они обладали особыми технологиями, а поскольку я был не особенно пригоден для нее в своей тогдашней форме, они хотели взять от меня вещи, которые им больше нравились, пропустить их через свою музыкальную мясорубку, а потом запихнуть остатки моего бездушного тела в расфасованную упаковку.