Около трети Детей — все больше мелкая рыбешка — то ли от неверия, то ли от избытка веры, решили дожидаться конца, сидя по домам. Мы простились, размазывая слезы по щекам, и условились встретиться у Райских Врат. Остальные погрузили запасы в бронированные школьные автобусы со снятыми сиденьями — пацан окрестил их «самосвалы» — и направились на взгорье.
Наш Эдемский сад представлял собой четырехугольное сооружение из старых грузовых контейнеров, пуленепробиваемых и практически неприступных, но все-таки не идущих ни в какое сравнение с моим старым особняком, его мраморными полами и ванной-джакузи. Пацан был на седьмом небе от счастья и не давал Детям ни минуты роздыха. Они учились консервировать еду, искать грибы, стрелять, собирать солнечные батареи, зашивать раны, отличать ядовитых змей от безобидных, доить коз и разделывать туши диких свиней. Интернет сделал чудо, превратив вчерашних бухгалтеров и домохозяек в армию неустрашимых горцев под командованием малолетнего Наполеона. Дисциплинированные в том, что касалось вопросов выживания, Дети как с цепи сорвались во всем остальном. На христианское воздержание махнули рукой: пришло время разгула, плотских утех и попоек. Ходили слухи про сексуальные оргии. Двое Детей покончили с собой. Никто из них не сомневался, что мир катится в тартарары — ведь у меня, якобы, были видения на этот счет. У пацана они точно были.
Теперь он крепко спал по ночам и больше ни о чем меня не спрашивал — теперь он отвечал на вопросы.
— Тебе не страшно? — спросил я однажды вечером, перед тем как потянуться к выключателю. На новом месте такие условности, как «уединение» и «личное пространство» были отброшены. Дети спали вповалку в соседнем контейнере, на разбросанных по полу тюфяках, однако у меня оставались некоторые привилегии, которые дает прямая связь с Богом. Пацан устроился тут же, на раскладушке. Я привык слышать, как он сопит под боком, изредка всхрапывая во сне. За долгие годы я забыл, как это — изо дня в день укладываться рядом с другим человеком и по дыханию определять, спит он или нет. — Тебе правда совсем не страшно при мысли, что всему настанет конец?
У меня, признаться, поджилки тряслись. Пацан с удовольствием рассказывал мне на ночь сказки о том, как погибнет цивилизация, и я засыпал, грезя о цунами, о пылевых тучах, застилающих солнце, неизвестных науке вирусах, ежедневно уносящих по десять миллионов жизней. Он в красках расписал, что такое ядерная зима, и мне снилось, будто я покрываюсь волдырями, а мои Дети мрут как мухи: распыляются на атомы с ядерным взрывом, травятся зараженной водой, хиреют от дурной еды и радиоактивных осадков, жмутся друг к другу у костерка в пещере, окруженной ледниками, за которыми садится черное солнце. Вокруг было полно психов, готовых нажать на кнопку пуска ядерных ракет, и безумных ученых, которых хлебом не корми, дай наколдовать черную дыру. Сейсмологи предсказывали извержение гигантского вулкана, запоздавшее на сорок тысяч лет. Нас ожидали катастрофические последствия солнечных бурь, роковой прорыв в нанотехнологиях, падение астероида и восстание машин. (Пацан к нему всерьез готовился, именно поэтому возле каждого электронного устройства в Эдеме лежала кувалда.)