Представляю себе, что прихожу домой, и что бы я почувствовала, если бы пришел папа, а я бы его не узнала. Или каким-то чудом мама вернулась бы из мира мертвых, а я бы не понимала, что это именно она. Если поставить себя на место Джека Маселина, то начинаешь испытывать одиночество. А еще становится страшно. Откуда мне было бы знать, кому можно довериться?
Я сажусь рядом с ним и говорю:
– Это снова Либби.
Хотя мне, наверное, и не надо объяснять, потому что, если даже человек не различает лица, в нашей группе я сильно отличаюсь от всех остальных.
Он продолжает смотреть куда-то на улицу, как будто ему снова хочется с кем-нибудь подраться. Кровь капает с подбородка на рубашку, но он ничего не предпринимает для того, чтобы остановить ее. Я протягиваю ему салфетку.
– Не надо, спасибо.
– Возьми. Ты же не хочешь, чтобы Суини это увидел.
Он протирает подбородок салфеткой, слегка морщась, потом поднимает вверх свою баночку с содовой и прижимает ее к лицу, как будто это пузырь со льдом. Косится на меня.
– Это было из-за меня?
– Что?
– Ну, про жирдяйку. Это все из-за меня? Из-за родео? Мне нужно знать, насколько мерзко я должна сейчас себя чувствовать.
– Нет, тут дело не в тебе. Это все из-за Мозеса Ханта. Это же Мозес Хант – точно такой же, каким был еще в пятом классе. Ничто не меняется.
– Значит, Мозес Хант. Отлично.
Братья Хант известны не меньше, чем группа «Джеймс Ганг». Их пятеро, а может, и больше, потому что их родители продолжают плодиться и плодиться. Умудренный жизнью Мозес тем не менее один из младших, хотя с виду ему можно дать и сорок, и все из-за тяжелой жизни, отсутствия зубов, да еще того факта, что это на удивление мерзкий тип.
– С тобой все в порядке? – спрашивает Джек.
– Все уже в прошлом. В глубине души я так хотела позволить тебе убить его, но в остальном, да, все в порядке. – Я потрясена, а так все в порядке. Сердце бешено колотится, грудь теснит, а так все в порядке. – Спасибо, что заступился за меня.
Джек мотает головой и снова смотрит куда-то в дальний конец улицы. Мы сидим еще с минуту, Джек смотрит на улицу, а я на него. Наконец я произношу:
– Если не будешь проявлять осторожность, то когда-нибудь напорешься на того, кто окажется еще злее, чем ты.
– Сомневаюсь, что такой человек вообще существует. – Это говорит уже не очаровательный Джек Масселин. Это мальчик, несущий на себе все тяготы жизни. Я пробую залезть в его шкуру. Делаю это ради Аттикуса и мамы.
– Если не будешь осторожным, то начнешь много есть и не сможешь выбраться из собственного дома. Поверь мне. Тебе кажется, что тебя никто не понимает и что ты одинок, и от этого становишься еще злее.