– Слышь, отец, ты хоть знаешь, как елка выглядит? – спросила Шилоткач.
Решено было, что в лес с Долининым необходимо отправить кого-нибудь здравомыслящего. Выбор пал на меня.
* * *
Мы тащились через бурелом. Ломились, загребая снег в сапоги. Погода стояла сырая. Тропическая влажность. Воздух цвета жижи с овсяной каши. Тот самый, от которого так сильно хочется спать. Оттепель. Морская зима. Анемичные краски, будоражившие «эго» Саврасова. Ни ветерка. Казалось, мы идем через студень: на дне – толстые куски темной плоти, выше – мириады тонких мышечных волокон, убывающих в застывший серый жир, не имеющий ни конца ни края. Елок не было. Уже сорок минут мы перешагивали через поваленные слоновьи ноги. Застревали в мокром, как глина, снегу. Но елок не было. Даже не подходящих по размеру.
– Послушай, а вдруг в этом лесу вообще не растут елки? – спросила я.
– Обижаете, Татьяна. Я сказал – растут.
– У нас скоро не останется сил на обратную дорогу, понимаешь? Мы не выйдем отсюда.
– Я вынесу вас на руках, – ответил Долинин и, зацепившись за корягу, чуть не чвакнулся в липкий сугроб.
Наконец через полчаса мы все-таки увидели ее. На поляне. Маленькую. Единственную. Убогую. Отросшую вкось: опушенную лишь по одной стороне, да и то неравномерно, клочками. Елка походила на курицу, ощипанную наполовину.
– Решайте, – сказал Долинин.
Он присел на колоду, воткнул топор в снег и достал из внутреннего кармана готовый косяк.
– Пластилину?
– Нет, спасибо, – я села рядом.
Табак с гашишем трещал, как костер. Конопляный запах расходился все жарче. Еорючий Пакистан проедал дыру в водянистой природе отечества.
– Слушай, девочкам не понравится эта елка.
– Откуда вы знаете, что не понравится девочкам?
– Она лысая. С одной стороны почти нет веток.
– Но с другой же стороны есть? – он взглянул на меня. Вскинул брови. Голос его изменился. Глазные яблоки порозовели. Просто не верилось: так быстро?!
– Татьяна, я не настаивал бы, не будь я тем, кем я… тот, кем я… тем, кто я есть. Девочкам не нравятся совершенно другие вещи. Уж поверьте старому солдату, который намедни чуть не лишился глаза только потому, что одной девочке кое-что не понравилось.
В снегу чернели обломки сучьев. Вспархивали птицы. Конопляный дым поднимался сигнальной струей. Спаситель принимал привет. После недолгой паузы я спросила:
– Почему вы поссорились?
– Потому что она не кончила.
– То есть?
– То и есть. Мы трахались. Я кончил, а она – нет.
– Да брось. Гон какой-то, Олег. Это не повод для ссоры.
– Послушай…
Я впервые услышала от него «ты». Не ко мне, а вообще, «ты» к женщине.