Хотя Лукреция и ее братья наполовину были итальянцами да и родились в римских владениях, их каталонское происхождение раздражало. Итальянцы умели различать каталонское и испанское. Во главе Арагонского королевства во времена Александра стоял искусный политик король Фердинанд. Королевство его простиралось по западному побережью Средиземного моря через Барселону и окрестности до бывшего мавританского королевства Валенсии на юге и острова Мальорка, где проживало особенно много каталанов. Их считали прижимистыми торговцами и безжалостными воинами, итальянцы смотрели на них как на людей чуждой национальности и религии, в особенности это касалось Валенсии, недавно завоеванного мавританского королевства, в котором мавры и евреи жили бок о бок с арагонцами. Мавританское королевство Гранада сдалось испанцам в 1492 году при Фердинанде Арагонском и его жене Изабелле Кастильской. В этом же году произошло избрание на папство Александра VI. Итальянцы презрительно называли валенсианских каталанов маранами, подозревая в них тайных иудеев. В Риме при Каликсте на семейство Борджиа, и впоследствии на Александра, смотрели как на чужестранцев, с собственными обычаями и собственным языком (смесь латыни и провансальского). Оба папы Борджиа — Каликст и Александр — набрали в преторианскую гвардию валенсианских родственников и земляков каталанов и обошлись без итальянцев. Общались при папском дворе по-каталонски, на этом же языке разговаривали дома. Борджиа и их свойственников было при дворе Александра даже больше, чем при его дяде Каликсте. Хуан де Борджиа Наварра, архиепископ Монреале, был первым кардиналом, которого Александр назначил 31 августа 1493 года. Другие Борджиа слишком многочисленны, чтобы их упоминать, пришлось бы для этого заполнить не менее дюжины страниц. Итальянцы презирали маранов, о чем свидетельствует канцлер Джованни де Медичи (будущий папа Лев X, в 1491 году однокурсник Чезаре в университете Пизы). Он так отозвался о родственниках Чезаре: «Окружение его — мелкие людишки, понятия не имеющие о хороших манерах, да и внешне все они — настоящие мараны».
Ксенофобское отношение со стороны итальянцев сплачивало род Борджиа: «Мы — против всего мира». Единственными людьми, которым они могли доверять в потенциально враждебной среде, были их родственники и соотечественники. Независимость и безопасность папства в самом Риме и крепостях Римской Кампании[14] находились под угрозой, исходящей от баронских семей Колонна, Орсини и их более мелких союзников. Понтифику помогала править и контролировать ситуацию в городе и в окрестностях вражда между баронами. Другие знатные семьи Италии были связаны друг с другом династическими браками и договорами, заключенными сотни лет назад. Цепь брачных союзов соединяла Орсини с родом Медичи; д'Эсте — с родом Сфорца; Гонзага — с Монтефельтро. Генеалогические древа, разветвляясь, заканчивались тоненькими веточками — мелкопоместными аристократическими семьями. «Генеалогические древа так сплелись ветвями, — писал историк, — что если бы невзначай кто-то отломал ветку одного из них, непременно повредил бы другое». Вот эту семейную сеть, преследуя амбициозные планы, и атаковали чужаки Борджиа, основав в Италии свою мощную династию.