Хуже всего была новость, что старый, но свирепый папа восстановил свое здоровье и энергию. Несмотря на жуткий холод и снег, он приказал доставить себя на паланкине к месту осады Мирандолы. Город защищала вдова Лодовико Пико, Франческа. По свидетельству Франческо Гвиччардини, люди поражались тому, что «понтифик, наместник Христа на земле, старый и больной… явился лично на войну, которую сам же и развязал против христиан. При этом остановился в лагере возле незначительного города и, словно бы он был командующим армии, предал себя опасностям. Ничего, кроме одежды и имени, не было в нем от папы». Уверенный в том, что командиры его обманывают, в том числе иплемянник, Франческо МарияделлаРовере, проводивший время в азартных играх с Фабрицио Колонна, понтифик крыл своих людей такой бранью, что венецианский посол не смог повторить этих слов даже брату. Графиня Франческа сдала-таки 10 января Мирандолу, но, возможно из-за намеренного затягивания времени папскими командирами, против Феррары ничего не предпринималось. В Ферраре к тому времени стояло огромное французское войско. Было солдат так много, докладывал Проспери, что феррарцам «эти французы» осточертели, все ждали, когда они наконец-то куда-нибудь уберутся. Альфонсоже, напротив, рад был такой поддержке, а потому в конце февраля выехал со своей артиллерией брать Бастию. важное фортификационное укрепление на реке По. Там он одержал значительную победу. На Альфонсо смотрели как на героя, о чем Проспери с гордостью доложил Изабелле. Он рассказал, что очевидцы сражения при Бастии заявили, что победа «исключительно его заслуга, а сам он — человек великого духа и великой отваги, и подобного ему они не видали».
Гневные слова понтифика против Феррары, сказанные Кампосампьеро: «Мне нужна Феррара, и я либо умру, как собака, либо откажусь от нее», встревожили Франческо. Маркиз боялся за безопасность Лукреции. 21 февраля он написал архидьякону Габбионете и попросил его поговорить с папой, чтобы тот проявил милость к Лукреции. Франческо нужна была уверенность, что с ней все будет в порядке, Он писал: «С такими любящими и преданными словами обращалась ко мне только она, пока я сидел в венецианской тюрьме. Теперь я должен доказать ей свою благодарность. Если провидение не поможет нам, не знаю, что будет с этой бедной женщиной, единственной, кто проявил ко мне участие».
Лукреция тем временем не показывала, что ей страшно. Хотя обычные карнавальные празднества, устраиваемые на масленицу, были отменены, герцогиня на протяжении всего марта устраивала для французских военных приватные вечера. Они вместе с храбрым командиром. Гастоном де Фуа, очень были довольны тем, что в городе, за стенами которого идет нескончаемая война, имеется оазис веселья и цивилизации. Знаменитый шевалье Байяр, с похвалой отозвавшийся о поэтическом таланте Лукреции, оставил письменное свидетельство о впечатлении, которое произвела она на него и на французов, братьев по оружию: «Милая герцогиня оказала французам исключительно теплый прием. Она — жемчужина этого мира. Ежедневно герцогиня устраивает необыкновенные празднества и банкеты на итальянский манер. Я бы сказал, что ни в наше время, ни задолго до нас не было такой прекрасной принцессы. Она хороша собой, доброжелательна, любезна и обходительна. Муж ее — человек храбрый и талантливый, но в этом есть большая заслуга его жены».