Никакой дальнейшей активности в сооружении, похожем на храм, не наблюдалось. В главном доме горели огни, но она не заметила там ни единого движения. Однако Флавия чувствовала уверенность в том, что Питер – или, лучше сказать, Диоген – находится внутри. И эта сука тоже была там.
Сначала ее гнев был направлен исключительно на Диогена. Все это время он лгал ей, скрывая свою истинную личность, свою тайную жизнь – и это, несмотря на то, насколько они сблизились, скольких опасностей избежали и сколько проблем преодолели вместе. И после всего, через что они с Фравией прошли, он занимался любовью с другой женщиной – с Констанс Грин, которую он называл продажной шлюхой, и говорил, что ничего к ней не чувствует, кроме презрения.
Все лгут. Но чем больше Флавия думала об этом, тем больше понимала, что несправедливо приписывать все грехи только ему одному. Диоген обманул ее не со зла или какой-то жестокости. Он сделал это, чтобы защитить самого себя. Ему каким-то образом угрожали – она была в этом уверена. Он немного рассказывал ей о своем прошлом, но Флавия инстинктивно чувствовала, что что-то – событие или серия событий – ужасно ранило его, сломало что-то внутри него, нечто глубокое и фундаментальное. И это она могла понять.
Он не виноват, что не смог до конца довериться ей. Дело в том, что он уже несколько раз вверял ей и свою свободу, и свою жизнь. Просто он оставался не до конца честным. Теперь, когда она знала его истинную личность, то могла доказать ему, что нет никаких оснований скрывать от нее что-либо еще – уже нет. Наоборот, она могла защитить его от всего, что заставило его скрываться.
Но Констанс Грин – это совсем другая история. Это была женщина, которая ворвалась в его жизнь, с комфортом расположилась в его уединенном доме и похитила его любовь – любовь, которая принадлежала только Флавии. Необходимо было воздать ей по заслугам и, что главное, убрать ее со своего пути.
Наверняка, чтобы завоевать Диогена, понадобится очень много времени. Но это того стоило! Потому что Диоген, как Флавия знала, был единственным человеком в мире, к которому она могла хоть что-то почувствовать, кроме отвращения. Они были родственными душами, она это знала, а скоро, так или иначе, и он это узнает. Как только его голова будет очищена от этой суки.
Но Флавия должна была сделать все правильно и действовать осторожно. Она не могла позволить Диогену считать Констанс жертвой или – что еще хуже – мученицей. Кто знал, что за паутину сплела вокруг него эта шлюха, и в какие игры разума она с ним играла? И поэтому сейчас Флавия могла только наблюдать, сидеть и ждать, пока пробьет час – ее час.