– Люся! – весело крикнула та. – Залазь. Морячки смирные. Мимо меня едут, а там – тебе куда?
– Крылатское, – сказала Люся.
– Тоже Крылатское?! Ну, подруга, мы, значит, соседи. Садись давай…
Второй раз за сегодня Люся поступила странно – вместо того чтобы послать всю компанию подальше, как сделала бы любая серьёзная конвертируемая девушка, она, согнувшись, шагнула вверх по ступеням, и сразу же автобус сорвался с места, лихо развернулся и понёсся мимо Большого театра, «Детского мира», мимо памятника знаменитому художнику и его огромной мастерской – в какие-то тёмные, завывающие улочки, перекрытые полуразвалившимися деревянными заборами, чернеющие провалами пустых окон.
– Я Вадим, – сказал второй лысый. – А это (он кивнул на сидящего за рулём) Валера.
– Валер-р-ра, – повторил тот, как бы вслушиваясь в непонятное слово.
– Хочешь водки? – спросил Вадим.
– Давай, – ответила Люся, – только через трубочку.
– Почему это через трубочку? – спросила Нелли.
– А они через трубочку пьют, – сказала Люся, принимая тонкий и мягкий конец трубочки и поднося его к губам.
Пить так водку было тяжело и неприятно, но всё же занятней, чем из горлышка.
– Как вам, девочки, живётся весело, – прошептал Вадим, – а мы…
– Не жалуемся, – сказала ему Нелли, – а мне, если можно, в стакан.
– Сделаем…
Люся вдруг заметила, что в автобусе тоже играет музыка – рядом с Валерой на чехле мотора лежал кассетник. Это были «Бэд бойз блю». Люся очень их любила – конечно, не саму музыку, а её действие. Всё вокруг постепенно становилось простым и, главное, уместным – тёмные внутренности автобуса, два поблёскивающих военно-морских черепа, Нелли, покачивающая ногой в такт мелодии, мелькающие в окне дома, машины и люди. Начала действовать водка; неясная грусть пополам с отчётливым страхом, вынесенная Люсей из «Москвы», улетучилась. И обычная девичья, целомудренная в своей безнадёжности мечта о загорелом и человечном американце овладела люсиной душой, и так вдруг захотелось поверить поющему иностранцу, что у нас не будет сожалений и мы ещё улетим отсюда в машине времени, хотя давно уже трясёмся в поезде, идущем в никуда.
«A train to nowhere… A train to nowhere…»
Кассета кончилась.
Автобус выскочил на какую-то широкую дорогу, по краям которой стояли обледенелые деревья, и поехал за грузовиком с жёлтой табличкой «Люди» на заднем борту – в кузове тяжело громыхало что– то железное, и этот лязг словно разбудил Люсю.
– А мы куда катим-то? – вдруг спросила она, озаботившись тем, что места вокруг мелькали незнакомые и даже не очень московские.