– Я выступлю им навстречу, – настаивает Генрих. Он поворачивается к начальнику королевской стражи: – Отправьте за герцогом Норфолк и его сыном.
– Милорд, – начинает Екатерина.
Генрих прислушивался к ней с первых дней брака. Но тогда он еще с ней спал, был одурманен ею и уверен в том, что у них будет сын и наследник. Однако теперь, после всех постигших их потерь, он сомневается в том, насколько хорошо ее знает. Он сомневается в том, что ее устами говорит Господь. Он сомневается в том, что может хоть чему-либо у нее научиться. Поэтому он просто отходит от нее развязной походкой и бросает взгляд в сторону Бесси Блаунт, чтобы убедиться в том, что она заметила его храбрость. Потом он просто останавливает Екатерину фразой:
– Мы выезжаем немедленно.
Брэндон прекрасно знал, что никто никуда не поедет в ближайшее время, поэтому даже не потрудился вооружиться. Отряд выезжает лишь на следующее утро. Вот тогда Брэндон велит запрячь своего коня в лучшую сбрую и едет рядом с королем. Пока они прогулочным шагом продвигаются по дороге, Говарды, отец и сын, ведут вооруженную до зубов охрану по городу, вычищая улицы от ротозеев. Подмастерья, среди которых есть и взрослые, и почти дети, как раз протрезвели и очень устали, и отчаянно желают оказаться как можно ближе к дому. Они начинают оттекать в свои районы и только в этот момент слышат стук копыт о каменные мостовые. Завернув за угол, они видят герцога Норфолк с опущенным забралом во главе его личной небольшой армии. И эти солдаты с мрачными и суровыми лицами стали давить их конями, как будто эти люди были теми самыми ненавистными шотландцами под Флодденом.
Юнцы падали под копыта боевых коней, как комья земли под плуг. Норфолк назначает себя и судьей, и палачом. Дюжины бунтарей погибают на месте, сорок юнцов повешены, выпотрошены и четвертованы просто за то, что были медлительны, и одному Богу известно, сколько человек – две сотни, три или четыре – сопровождены во все городские тюрьмы, чтобы там дожидаться массового суда и казни, которая будет устроена, как раз когда в город въедет Генрих и с полдюжины лордов.
Придворные дамы следуют за своими благородными мужчинами, и вскоре назначается дата суда над всеми провинившимися, без оглядок на их возраст, намерения или степень провинности. В подавляющем большинстве это юнцы, на первом году обучения, совсем недавно покинувшие родные дома и села и недолго пробывшие в городе. Они пришли в восторг и возбуждение от прослушанной проповеди, настроившей их против французов, напились первомайского эля и получили выходной. Их хозяева со смехом напутствовали идти и жечь дома своих соперников, и некому было посоветовать оставаться дома, никто не предупредил о том, чем это может закончиться. Откуда им было все это знать? Кто мог подумать, что армия может восстать против детей в столичном городе? Это простые мальчишки, осваивающие ремесло пивоваров, седельных кожевенников, мясников и кузнецов. У кого-то из них пальцы измазаны чернилами, у кого-то обожжены свечным воском. Кого-то постоянно били хозяева, большинство из них привыкли к голоду. Но ничто не имеет значения. Генрих слишком велик, чтобы беспокоиться о каких-то юнцах или думать о сироте. Их будут судить всех вместе, под одну гребенку, и Томас Уолси, чей отец тоже в свое время проходил суровую школу подмастерьев, открывает в Вестминстере заседание суда пламенной речью, в которой обвиняет их всех в нарушении мира и спокойствия, и напоминает им, что наказанием за этот проступок станет смерть.