«О тебе говорят совершенно невозможные вещи, – пишет она на тот случай, если этот факт каким-то образом ускользнул от моего внимания. – Ты должна быть очень осторожна и не допускать того, чтобы оставаться наедине с герцогом Олбани. Твоя репутация должна быть идеальной. Ты должна сохранить ее ради нас, тебя, меня и Екатерины, и должна всегда находиться вне скандалов и выше всяких подозрений. Екатерине необходимо выстоять это испытание с интрижками Генриха, и она должна иметь идеальную репутацию. Если он раскается и вернется к ней, то тогда никто не сможет сказать ни слова против нас, сестер Тюдор, и наших браков. Пожалуйста, Маргарита, не подведи нас! Ты не можешь так с нами поступить! Помни, ты – принцесса Тюдор, как и мы. Ты должна жить так, чтобы находиться выше сплетен и позора. Мы все должны».
Она заканчивает свое письмо добрыми пожеланиями мне и моему сыну и Маргарите и еще одним напоминанием о том, что Арчибальд намерен вернуться в Шотландию и молить герцога Олбани об амнистии и, что крайне важно, чтобы я непременно ходатайствовала о нем. Она повторяет за сестрой слова о том, что жена должна терпеть и прощать. Затем, в самом конце, я замечаю приписку, сделанную мелким почерком.
«Господи, прости меня! Я не могу писать. Мой сын Генрих умер от потницы. Молись о нас».
Я выхожу в комнату, в которой меня ожидает король Кларенсо.
– Мария потеряла сына? – спрашиваю я.
Ему крайне неловко со мной разговаривать, словно я внезапно скинула при нем свое платье и принялась танцевать обнаженной, как Саломея. Одному Богу известно, что он слышал обо мне. И только он один знает, что этот человек сейчас обо мне думает.
– Увы, да.
– Я напишу ей, – торопливо говорю я. – Вы возьмете с собой мои письма в Англию, когда поедете обратно?
Немыслимо, но он выглядит так, будто склонен мне отказать.
– В чем дело? Почему вы так на меня смотрите?
– Я получил указания оставлять все письма незапечатанными. Вы можете их написать, и я должен буду их взять с собой, но я поклялся честью предупредить вас о том, что они не должны быть опечатаны.
– Почему?
Он начинает переминаться с ноги на ногу.
– Чтобы было ясно, что вы не пишете любовных писем, – отвечает он.
– Кому?
Ему приходится сглотнуть тяжелый ком.
– Кому угодно.
Если бы это не было так ужасно, то это могло быть очень смешно.
– Господь всемогущий! Полно вам, неужели вы не знаете, что лорд Дакр читает все письма, которые я пишу, и всегда это делал? Что он шпионит не то что за письмами, даже за самими моими мыслями, даже до того как они у меня появляются? И что у него все равно нет ничего против меня? А кто, по-вашему, любит меня в Англии, где Гэвин Дуглас называет меня шлюхой в лицо моему брату и никто не призывает к ответу за его слова?