Их разбудил господин Делиль; sic vos![2] Грубый поцелуй, которым он придавил грудь своей молодой жены, был для нее откровением. Дремавшая в ней чувственность содрогнулась от обиды; но Люси тут же поняла, что другие губы приласкали бы, не оскорбляя. Ревность господина Леира, которую предугадывала деликатная чистота молодой женщины, уяснилась ей со всеми своими причинами и последствиями.
И в этом-то новом чувстве она почерпнула силу сопротивляться призывам своего мужа, добровольно оставляя свое тело в глубокой летаргии: она предпочла последовать за Леиром.
Этот первый шаг ее не тревожил: ведь тело осталось там, где был муж; одна душа витала с другим, которому и отдана была эта душа. Люси была убеждена в том, что поступает честно и логично, но в то же время начинала испытывать вблизи Леира какой-то новый неопределенный страх.
Таково было душевное состояние молодых людей, когда сон свел их у фонтана Карла Пятого. Продолжаю по запискам господина Леира:
«В течение нескольких минут мы сидели неподвижно в том тесном духовном общении мыслей, при котором каждый читает мысли и образы, проносящиеся в уме другого. Я чувствовал приятную теплоту милого тела, легкий вес которого покоился на мне; ее мерное дыхание то сближало, то разделяло наши груди; я слышал быстрое биение сердца, которое трепетало около меня. Несмотря на то, что ночь была темная, окрестность точно купалась в голубом свете. Подобно лунному сиянию, он обливал деревья, лишенные листьев, высокие стены Альгамбры и даже травы, которые трепетали от струйки воды, бежавшей вдоль края аллеи.
Я смотрел на прелестное лицо, столь близкое к моим губам. Глаза Люси были закрыты и я ощущал в ее душе движения, возмущавшие ее обычную ясность. И сам я не был нечувствителен к шепоту внутренних голосов, тем более настоятельных, что тишина теплой ночи как бы вторила им. Воспоминание о грубом поцелуе воскресло в моем уме, вызывая образ нежной груди, которую мне показала разорванная одежда Люси. Мое сердце забилось быстрее, я почувствовал сжатие в горле и задрожал, точно от внезапного холода; голова у меня закружилась, и точно посторонняя сила пригнула мое лицо к лицу Люси, так что мои губы прильнули к ее губам. Ее руки крепче обняли меня и дыхание наше слилось в долгом поцелуе. Все вертелось вокруг меня; мне представлялось, будто я лечу в пространстве, когда Люси внезапно высвободилась и встала; она быстро пошла по аллее, которая круто заворачивала в сторону. Я догнал мою милую, но она тихонько отстранила меня рукой.
— Не подходи, друг мой. Мое сердце слишком слабо для таких сильных радостей, и я не принадлежу себе.