Волнение улеглось; я увидел, что господин Делиль сел в экипаж и едет обратно в город. Я перегнал его, ибо очутился в комнате Люси, как только пожелал этого. Тень моей возлюбленной была уже там; она вся дрожала.
— Люси, милая Люси! — сказал я, заключая ее в объятия, — что с тобой случилось?
Тогда она мне передала то, что сказала ей цыганка и прибавила:
— Скажи мне, Антон, неужели ты сумел ко мне приблизиться при помощи колдовства? Не обмани моего доверия. Не солги мне.
— Клянусь тебе, Люси, что мне совершенно неизвестно искусство колдовать, и если я был привлечен к тебе сверхъестественным образом, то это случилось без моего ведома. Нас соединили освященные четки, и колдовала тут одна лишь Богоматерь.
— Стань на колени перед распятием и повторяй за мной молитвы.
Она подвела меня к аналою; мы оба стали на колени, и Люси, соединив свои руки с моими, прочитала „Отче наш“ и „Богородицу“, заставляя меня повторять. Мы перекрестились перед молитвой и после нее.
Это решительное испытание успокоило Люси. Если и было здесь колдовство, то оно шло не от дьявола.
— Прости, что я усомнилась в тебе, но эта ужасная женщина… Ты был там?
— Да, и слышал, что она тебе говорила.
— Что делать, Боже мой! — вздохнула Люси.
Она склонилась на аналой и погрузилась в жаркую молитву. Встала она более спокойной и подошла ко мне.
— Уповаю на Бога и Пресвятую Деву, — сказала она. — Теперь я чувствую, я знаю, что предназначена тебе навеки. Пусть мое тело поскорее вернется в землю, чтобы мне принадлежать одному тебе.
Она села и, посадив меня у ног своих, долго смотрела на меня глазами, полными жалости и нежности.
— Бедный Антон! — сказала она. — Теперь я понимаю, что ты выстрадал.
Мы услышали, что подъехал экипаж; тяжелые, неуверенные, спотыкающиеся шаги послышались на лестнице и в коридоре: несли бесчувственное тело Люси. Его положили на постель, и дамы, бывшие вместе с ней у цыган, столпились вокруг моей возлюбленной.
Приехал доктор. Все ушли, и господин Делиль остался с ним один. Врач опять осмотрел Люси и сказал:
— Все то же самое. Надо ее оставить одну; завтра, если госпожа Делиль не проснется, мы примем меры. Теперь делать нечего. До завтра, сударь.
И доктор тоже ушел, оставив господина Делиля в большой досаде.
Мы с Люси вовсе не обращали на него внимания: мы слились в таком глубоком и сладком духовном общении, что боялись двинуться, чтобы не нарушить этого состояния.
Через несколько минут постучались; вошла старая цыганка; она приблизилась к господину Делилю, передала ему что-то, чего я не мог рассмотреть, и заговорила с ним тихо, на ухо. Господин Делиль покачал головой. Старуха как будто обращалась к нему с просьбой. Он вынул из кармана бумажник и дал просительнице какую- то ассигнацию.