— Сорвать знамя. Броневик подорвать. Для исполнения возьмите с собой этого бойца.
Смотрю — стоит человек. Лицо бледное.
— Чего он такой?
— А он только что появился у нас. Ты проверь его в деле.
Боец мне и говорит:
— Во время бомбежки я спрятался в комсоставских домах. Теперь вот выбрал момент и перебежал в форт. Возьмите меня, я докажу.
Связали пять гранат проволокой, запалы вставили. Объяснили бойцу план действий:
— Вокруг нас пулеметные гнезда. Дело надо сделать осторожно. Самое страшное гнездо около центральной дороги. Я по нему открою огонь, а ты выскакивай на вал, беги правой стороной, срывай полотно, бросай под броневик гранаты и прыгай вниз.
Нам удалось все сделать так, как планировали. Боец оказался молодцом.
Обстановка усложнялась. Кончился лед. Воду из вырытых колодцев пить нельзя. Здесь 100 лет были конюшни. Кончились и сухари. Решили детей и женщин отправить к немцам, может, живы останутся. Сами же провели партсобрание — как быть? Многие тогда выводили на листках бумаги: «Прошу принять в ряды Коммунистической партии. Обязуюсь…»
Писал и я заявление. Рекомендацией нам были боевые дела.
Фашисты стали забрасывать нас слезоточивыми шашками. Мы надели противогазы и наблюдали за каждым движением противника: что он предпримет дальше? Через несколько часов гитлеровцы кричат во все горло: «Сдавайтесь! А то мы всех вас уничтожим!» Мы к этому уже попривыкали и не обращали внимания. Только очень жалели, что кончились у нас гранаты.
Однажды рано утром вызвал меня майор Гаврилов:
— Пойдешь в разведку вместе с двумя лейтенантами и младшим политруком. Необходимо узнать вражеское расположение. Надо у них нащупать слабое место. Может, прорвемся.
Я взял еще сержанта со второй батареи, и мы пошли. Заползли на вал — пулемет «максим» лежит вниз стволом, рядом сержант в черном комбинезоне. Другой боец — лицом вниз. Убиты оба.
Залег я между вытяжных труб и стал смотреть в бинокль. Вижу на валу над главными воротами около 100 фашистов. У Кобринских — тоже. За комсоставскими домами толпится их человек 30. Человек 40–60 идут в нашу сторону.
Не выдержали мои нервы, выпустил по ним весь диск. Только хотел сменить место, как что-то стукнуло меня по голове. Отбежал метров десять и, бывает же такое, подумал: «Все ли забрал?» Пилотки нет. Вернулся, взял пилотку и побежал вниз, к штабной машине. Тут и сознание потерял. Дотащили меня разведчики до каземата Абакумовой. Очнулся скоро. Лежу перевязанный. Вокруг раненые кричат в беспамятстве, стонут. Стало как-то не по себе. Поднялся. Попробовал идти — получается. Левую руку в плече никак не подыму. Наверное, об машину ударился, когда падал. Оступился на левую ногу — искры из глаз посыпались. Добрался до недорытого колодца. Лег. Подошли Зельпукаров, Домиенко, бойцы. Что-то продолжают обсуждать. Слышу — о знамени и о штабных документах речь идет. Решили все это закопать. Домиенко сказал: