— Подождем пока, — сказал Богуславский, и Суханов кивнул:
— Разумеется! Куда ж мы денемся с подводной лодки?!
За стенами шалаша развернулось уже вовсю природное буйство, именуемое тропическим ливнем. Кто не видел, тому не понять. Сплошная стена воды при полнейшем штиле, кусты и деревья скрылись в ней, а шум вокруг ничего общего не имеет с привычным европейцу стуком дождевых капель. Банановые листья на шалаше гремят под струями не хуже барабана, но держатся пока.
— Бр-р, представляю, что сейчас снаружи! — поежилась Кира, а Богдан лишь усмехнулся:
— Ничего особенного, коллега. Считай, то же плавание, только стоя.
— Слушай, а это надолго, вообще? — забеспокоился Дмитрий Константинович. — Может, сезон дождей начинается?
— Рано еще. Думаю, к утру вся лишняя вода с небес вытечет, и настанет тишь да гладь. Заодно смоет наши следы, — уложив в яму последний кусок дерева, Богдан чиркнул «охотничьей» спичкой, сунул к настеленному внизу мху. Подул малость, пока процесс не пошел полным ходом. Такой вот очаг будет, прямо в шалаше. Оно и теплее.
— Теперь давайте-ка, господа и дамы, оценим состояние нашей продовольственной базы. Прикинем, как скоро придется на подножный корм переходить.
Открыли рюкзаки, выложили снедь. Маловато ее оказалось. Шесть банок тушенки, бутылка виски ополовиненная, пачка чаю «со слоном». Сухарей пара пачек в герметичной упаковке. Всё.
— Ну что ж, с глубоким прискорбием предлагаю перейти на режим экономии. Пять тушенок оставляем в НЗ, с завтрашнего дня начинаем охотиться, рыбачить, собирать грибы и ягоды…
— Жарить шашлыки, загорать, купаться…
— Думаешь, пошутила? Забредем на болота и будут нам все удовольствия сразу.
Вода в котелке закипела быстро. Вывалили туда единственную баночку тушенки, следом пошли соль и специи. Богдан хотел кинуть свежесорванных пряных листьев с ТОЙ полянки, но Киру замутило от одного их вида. Несколько минут Богуславский логично доказывал, что бренная плоть карателя угодила в желудки муравьев, а никак не в почву, потом махнул рукой. Дикорастущая приправа вылетела наружу, канув в дождевой пелене.
— График дежурств тот же, — сказал телохранитель, когда съедены были и суп и пачка сухарей, а несладкий чай остывал до удобоваримого состояния. — Ты, как самая молодая, отсиживаешь детское время, от сих пор и до часу ночи, потом аккуратно толкаешь меня в бок.
— Я, кстати тоже мог бы посидеть, — вмешался Суханов, пребывавший доселе в состоянии философской грусти. — Усну все равно не скоро.
— Думаю, пока мы этого избежим, — покачал головой Богдан. Чем, интересно, объясняется такая сознательность клиента? Муками совести или, желанием, почти мальчишеским, доказать, что ты — «не слабак»? А может, опасением, что утомленные стражники перестанут мышей ловить?