Так думалось. Еще стояла перед глазами совсем уж нелепая картинка, волк из «Ну, погоди!», занявшийся дайвингом — а тут ему на дыхательную трубку воробышек сел. Во всех красках увиделось и в мельчайших деталях. Подивившись странностям сознания, Богдан «стирать» картинку не стал — она сейчас куда приятней реальности. Терпеть помогала.
Гул удалялся невыносимо долго — огромная мембрана воды передавала его на десятки метров. Стих, наконец. Уши «откупоривать» не хотелось, и Богуславский выждал еще минуту-другую. Поднялся с шумом и плеском, будто болотный демон из ужастика, камышинка полетела в сторону, вдохнул с великим наслаждением.
— Ой, ну до чего же пакостно, а! — голос Киры прозвучал как стон, а в руках, естественно, зеркальце. — Кошма-ар!
Что ж, наполовину Богдан был с нею согласен — но только наполовину! Если не опускать взгляда ниже Кириной мордашки и не замечать комбинезона, пикантно облепившего тело. Сам Богуславский, по собственному мнению, выглядел сейчас куда печальней, а уж про Дмитрия Константиновича речи вовсе не шло. Эффектное зрелище — борода, опутанная тиной и ряской.
— Поздравляю с посвящением, господа, — сказал Богдан, дабы не рассмеяться вовсе уж непочтительно. — Теперь мы стали здешние, почти родные. Глядишь, и уходить не захочется.
— Ты все шуткуешь, — проворчал Суханов, вытрясая методично воду из ушей. — Я вот ничего смешного не вижу! Загнали нас как крыс в помойную лужу, еще и нырять заставили. Видел бы это кто-нибудь из моих коллег!
— Да плюньте вы на них! Плюньте и забудьте, до тех пор, пока отсюда не выберемся. Сейчас вы просто человек, загнанный в угол и обязанный выжить любой ценой.
— Так можно вообще чёрт те во что превратиться!
— Ну, не навечно-же. Это, знаете, как в тюрьме — если уж туда угодил, не дай Бог, то и жить придется по тамошним законам, не вспоминая прежние должности и звания. Те, кто этого не понял, быстренько теряют волю к жизни, вешаются, или под нары переселяются. Иногда, вообще просто так умирают — от невозможности принять новые условия жизни.
— А ты что, сидел?
— Не довелось пока, — отозвался Богдан, а про себя сказал быстренько, как заклятие против злых духов: «От сумы, да от тюрьмы не зарекайся, не зарекайся, не зарекайся!» Еще одно суеверие, из тех, что пачками имеются у каждого профи. Вспомнил, заодно, мистера Кроунинга и давнюю внутрикамерную разработку, в ходе которой довелось и парашу понюхать, и на нарах поваляться. А тюрьма, между прочим, русская была — изолятор, точнее, временного содержания. Со всей присущей спецификой.