— А сами мы чужеземцы с восточных земель, зовут нас Хелен и Айвин, — подытожила она.
— Как зовут? — имена Ивана почему-то возмутили особенно сильно, чем все эти Энты и Висселы.
— Хелен и Айвин. Ну че в голову брякнуло, то и сказала. Это вроде как аналоги наших имен на местном… Наверное.
— Наверное, — скорее согласился, чем спросил новоиспеченный Айвин.
— Да чего ты? Спасибо бы сказал, что я спасла тебя, — обиделась Лена.
— Большое тебе человеческое спасибо, что сначала втянула меня в это дерьмо, а потом благополучно спасла, — Иван сел на деревянной кровати и осмотрелся. На трехногом табурете около тюфяка, на котором он все это время спал, аккуратно лежала одежда, явно не размера квика. Значит, его.
— Да, я знаю, что накосячила. Только мыслить подобным образом неконструктивно.
— Неконструктивно? Неконструктивно?! — все больше заводился Иван, напяливая широкую рубаху. — Ты лучше скажи, как я домой попаду? Окно когда следующее?
— Я не знаю, — тихо ответила Лена, — окна периодичны, но не стабильны.
— Что значит не стабильны?
— Я читала дневник отца. Там сказано, что он несколько раз путешествовал через окно, которое появлялось со строгой периодичностью в одном и том же месте. Но выходил не только в разных местах, но и разных мирах.
— Приплыли. То есть, если даже мы найдем окно, то не факт, что попадем домой?
— Мой план заключался в том, что мы войдем и вернемся, пока окно открыто.
— Плана Б, естественно не было, — наконец справился со штанами психокинетик.
Портки оказались странными и короткими, они еле доставали до щиколоток, хотя в них можно было засунуть еще одного мужчину, к счастью, тут же валялись короткие завязки, превратившиеся в подобие пояса. На голую ногу пришлось напялить невысокие башмаки с заостренным носом. Иван долго пытался разобраться, где тут правый и левый, но существенного различия у обуви не было — несколько раз примерив то один, то другой, психокинетик понял, что здесь, видимо, нет понятия левый и правый, а все башмаки имеют некий средний вид.
— Делать чего будем? — спросил чужеземец Айвин, облаченный в деревенские тряпки.
— Черт его знает, честно, — уселась обратно сельская девушка Хелен. — Я даже не совсем еще привыкла к этому месту. Каждый раз, когда просыпаюсь, все не верится.
— Значит, война план покажет, — потянулся Иван, растягивая спину и треща позвонками. — Пойдем хоть посмотрим, где мы оказались, — нащупал он ручку двери и потянул на себя.
Это походило на место съемок дешевого исторического фильма. Широкие серые дома соседствовали со скособоченными маленькими хибарами. Справа накренилась на одну сторону невысокая крыша кузни, в которой сейчас молчали меха, и дремал на наковальне молот; поодаль, у другой стены, стояли разбухшие бочки с дождевой водой и громадное корыто с мутной жижей, по всей видимости, для скотины. Но что поразило Ивана больше всего — грязь. Казалось, она была везде — под ногами, на стенах домов, облепившая изгороди, засохшая под крышами. Именно она и придавала этой «реконструкции» живой, но вместе с тем отвратительный вид.