Я недооценил Тоню, которая открывалась «как расчётливый риторик». Зная свою способность сорваться и ляпнуть что-нибудь в сердцах, я сказал себе: «Ни в коем случае не спорь с ней, просто чётко говори своё». Тоне я, правда, сказал совершенно другое:
— Во-первых, я не понял, при чём тут наука. Вы говорите так, как будто между наукой и верой противоречие. Как научный человек, вы, наверное, слышали слово «ниппель». Вы знаете, что такое нип-пель? — Я прямо пританцовывал на этом двойном «пп».
— Ну да, — не понимая, куда я клоню, настороженно улыбнулась Тоня.
— Бравенько! Дак вот, нип-пель, Тонечка, это, говоря по-нашему, по-деревенскому — игра в одне воротья. В большинстве людей науки наблюдается полное неприятие Православия, тогда как в людях верующих данное противоречие от-сут-ству-ет. Вспомните нашего Святителя Луку! И мне кажется, — сказал я в образцово-риторическом стиле, — что искать противоречия и вбивать клинья более удел разрушителей, нежели созидателей, так как гораздо полезней искать общее… э-э-э, конечно же, если настрой, как вы верно заметили, на счастье и безопасность. — Я скромно закруглился и опустил глаза.
— А я вам объясню, Сергей Иванович, в чём дело, — так же поигрывая, ответила Тоня. — А дело в том, что верующие просто вынуждены проявлять лояльность и гибкость, так как наука показывает полную беспомощность религиозных представлений о мироустройстве. И особенно недопустимо, когда малосведующие священнослужители или другие… кхе… властители… былого… и дум пытаются эти представления навязать школе, что и является мракобесием.
Я не обладал э-э-э… мгновенным и приемлемым для застольного разговора арсеналом аргументов, чтобы опровергнуть оппонентку, и применил обходной манёвр:
— Вообще-то вы мракобесием назвали фильм. Кстати, это и есть то самое «во-вторых», о котором я едва не забыл. Почему?
Но, видимо, и Тоня подвыдохлась и тоже передёрнула карту:
— Потому что в этом фильме слишком явно навязывается позиция, которая далеко не для всех приемлема.
— В смысле, любовь к Родине? — наверстал я.
— Вот о любви к Родине… — медленно сказала Тоня, отыгрывая секунды для перегруппировки доводов. — Э-э-э… Я почему-то последнее время с ба-а-альшим подозрением отношусь к разговорам, — она говорила несколько протяжно, — в которых под любовью к Родине понимают совершенно разные вещи. Видите ли, мне кажется, что есть вещи настолько сокровенные, что их нельзя произносить, так сказать, всуе, я прошу прощения… за термин… — Количество малозначимых слов в её речи резко возросло. — Бабушка моя, несмотря на то что была доктором наук, а она по-настоящему служила науке, не выносила, когда кто-то говорит, «мы, учёные», потому что… ну как вам сказать… потому что это слишком… ну…