– Чертовски странно… – сказал Ломбард.
– Надо идти его искать! – воскликнул Блор.
И он пошел к двери. Остальные последовали за ним, Вера шла последней.
Спускаясь по лестнице, Армстронг кинул через плечо:
– Конечно, он мог остаться в гостиной.
Они прошли через холл. Армстронг громко крикнул:
– Уоргрейв, где вы, Уоргрейв?
Ответа не было. Мертвую тишину дома нарушал лишь шелест дождя за окнами.
Вдруг у входа в гостиную доктор замер. Другие столпились у него за спиной, заглядывая ему через плечо.
Кто-то вскрикнул.
У противоположной стены, в кресле с высокой спинкой сидел судья Уоргрейв. По обе стороны от него горели две свечи. Но зрителей поразило другое: на нем была красная мантия, а на голове – серый судейский парик…
Армстронг сделал всем знак не подходить ближе, а сам, пошатываясь, точно пьяный, приблизился к недвижной фигуре в кресле. Затем нагнулся и заглянул в недвижное лицо с открытыми глазами. Потом быстрым движением приподнял парик. Тот упал на пол, открыв взглядам высокий, с залысинами, лоб судьи с аккуратным круглым отверстием посередине, из которого вытекала темная струйка.
Доктор поднял безжизненную руку и пощупал пульс. Потом повернулся к остальным и сказал безжизненным, далеким голосом:
– В него стреляли…
– Господи – револьвер! – воскликнул Блор.
Тем же мертвым голосом доктор добавил:
– Пуля вошла в мозг. Смерть наступила мгновенно.
Вера наклонилась поднять парик и произнесла, дрожа от ужаса:
– Это же шерсть, которую потеряла мисс Брент…
– И красная занавеска из ванной, – добавил Блор.
– Так вот зачем они понадобились… – прошептала мисс Клейторн.
Вдруг Филипп Ломбард засмеялся – смех у него вышел натужным, неестественным.
– «Пять негритят суд учинить решили, приговорили одного – осталось их четыре…» Каков конец судьи Уоргрейва-Вешателя! Хватит уже, повыносил приговоры! Понадевал на людей черные колпаки! Отпредседательствовал свое! Больше не говорить ему напутственных речей присяжным, не посылать на смерть невиновных… Как бы сейчас смеялся Эдвард Ситон, окажись он здесь! Боже мой, как бы он смеялся…
Его вспышка поразила и напугала остальных.
– Вы же только сегодня утром говорили, что это он! – воскликнула Вера.
Лицо Филиппа Ломбарда изменило выражение – он словно протрезвел.
– Знаю, что говорил… – тихо сказал он. – Ошибался. Вот и еще один из нас оправдан – посмертно!