Отец с сыном переглянулись.
– Ты куру-то пусти, – сказал сын и шагнул с крыльца.
Мальчик с мечом в руке открыл рот в ожидании потехи. Уже не только мой ум, все мое тело до последней клеточки понимало, что из кокона невыносимого срама остается один-единственный выход – уходящая в лес дорога. И тогда я повернулась и побежала.
Дальше все развивалось по классической схеме. Первые шаги были болезненными из-за веток и камушков, которые впивались в босые ноги. Но через несколько секунд началась трансформация. Сначала я почувствовала, как сводит вместе пальцы рук. Удерживать курочку стало сложнее – теперь приходилось изо всех сил прижимать ее к груди, и надо было следить, чтобы не придушить ее ненароком. Затем я перестала ощущать боль в ступнях. А еще через несколько секунд я уже неслась на трех лапах и не испытывала никаких неудобств.
К этому моменту нельзя было не заметить произошедших со мной перемен – и их заметили. Сзади донеслось улюлюканье. Я оглянулась и осклабилась. За мной гнались оба куровладельца, отец и сын. Но они уже сильно отставали. Я притормозила, чтобы выпутаться из ночной рубашки (это было несложно – мое тело стало поджарым и гибким), и, дав им приблизиться, побежала дальше.
Что заставляет человека в подобной ситуации гнаться за лисой? Дело здесь, конечно, не в стремлении вернуть украденную собственность. Когда с лисой происходит супрафизический сдвиг, преследователи видят нечто разрушающее все их представления о мире. И дальше они бегут уже не за украденной курицей, а за этим чудом. Они гонятся за отблеском невозможного, который впервые озарил их тусклые жизни. Поэтому удрать от них бывает довольно трудно.
На счастье, дорожка в лесу оказалась пуста (за все время погони никто не попался навстречу). Я знала, что Александр где-то рядом – до меня долетал треск веток и шелест рассекаемой листвы в стороне от тропинки. Но я никого не видела – только раз или два мне померещилась мелькнувшая в просвете между кустами тень.
Старший куркуль (какое подходящее слово – целый мешок куриц) начал отставать. Когда стало ясно, что ему уже не сократить разрыва, он махнул рукой и вышел из гонки. Его сын держал хорошую скорость еще около километра, а затем сильно сбавил. Я перешла на неспешную трусцу, и мы пробежали еще метров пятьсот. Затем мой преследователь стал задыхаться, и вскоре у него совсем не осталось сил для бега – похоже, он был курильщиком. Остановившись, он уперся руками в колени, выпучил на меня темные глаза и сразу напомнил мне покойного сикха из «Националя». Но я подавила личные чувства – здесь они были неуместны.