— Муса, — сказал, наконец, Салман. — Ты у нас самый шустрый, заберись в дом и погляди, чем они там занимаются. Только незаметно. У тебя получится.
Муса кивнул. Они любил такие дела. Скрытно куда-нибудь пролезть, спрятаться, одурачить и исчезнуть, пользуясь своим лилипутским ростом, — это была его стихия, недаром когда-то работал помощником иллюзиониста в цирке. В Чечне во время боевых действий ловкому карлику доверяли наиболее рискованные операции. Особенно он прославился как непревзойдённый специалист по минам-растяжкам. Он незаметно пробирался под самым носом у федералов и устанавливал растяжки там, где их никто не ждал. Благодаря его усилиям на минах подорвалось свыше сотни БТРов и грузовиков. Но больше всего он любил, загримировавшись под ребёнка, зайти на кухню на каком-нибудь блокпосту и, разыгрывая из себя несчастного голодного сироту, тонким голоском попросить немного хлеба, а дождавшись, когда солдатик отвернётся, плеснуть в котёл с кашей цианистого калию…
В настоящее время Муса, как и многие другие боевики, понимая, что на войне ему ничего, кроме пули, не светит, проживал в России на сытных бандитских хлебах. Задание Салмана разожгло в нём подзабытый азарт. Представилась возможность вспомнить цирковую молодость, те весёлые времена, когда он, юркий, как ящерица, проскальзывал под самым носом у зрителей и вдруг оказывался в самом неожиданном для них месте: в чьей-нибудь сумке, в вазе, в «животе» клоуна, а то слетал на трапеции из-под самого купола…
Он ухмыльнулся.
— Ждите меня здесь, — и бочком отполз от сообщников.
Спустя несколько секунд он словно испарился. Сколько бы Салман с Азизбеком ни оглядывались, его нигде не было, только лопухи шевелились невдалеке, да на заборе вдруг ни с того ни с сего скрипнула полуоторванная доска…
В первую минуту известие о побеге Хлопенкова ужаснуло Оксану, но очень скоро она успокоилась. По складу своего характера она не способна была долго отдаваться какому-то одному чувству, особенно такому, как горе или страх. Не прошло и часа, как она по-прежнему улыбалась, напевала себе под нос, суетилась на кухне и утешала своего любовника. А заодно строила глазки молодым «омоновцам». Константин в ответ посмеивался, и иногда, незаметно от зека, похлопывал её по мягкому заду. Андрей оставался холоден к её заигрываниям.
После обеда Хлопенков с Константином уединились на веранде и опять затеяли секретные переговоры. До Андрея долетали их голоса. Зек требовал, чтобы с него сняли наручники. Константин отказывался. Уголовник раздраженно матерился. В один из моментов перебранки Андрею показалось, что Хлопенков упомянул о деньгах, причём выразился в том смысле, что не покажет, где они лежат. Андрей напряг слух. Снова какие-то деньги, которые надо найти! Его подозрения, зародившиеся ещё ночью, перерастали в уверенность.